Оправа для бездны
Шрифт:
– Чей корабль? – обернулась Зия к Ное. – Ты должна знать, вас учили этому в храме!
– Не завидую я Айре, – стиснула губы Ноя. – Это островные разбойники. Им наплевать на войну. Они привозят в Суйку трупы, чтобы увидеть, как их мертвые соплеменники поднимаются на ноги и уходят в царство смерти своим ходом. Только в одном качестве Айра могла попасть на их корабль – в качестве рабыни.
– Что ж, – прошептала Зия. – Выходит, наши судьбы почти сравнялись. Но если Лек будет в ярости, мы можем позавидовать даже Айре.
Глава 9
Скир
Мост через Даж был разобран уже с месяц, но с одной его стороны на другую все еще были перекинуты бревна, которые сайды затащили на северную сторону, едва последний защитник покинул Суйку. С трудом передвигая ноги, покрытые копотью и кровью последние воины Сната Геба во главе с самим таном ступили на северный берег, на котором пока еще не было хеннов, не пахло кровью и шумел нетронутый, начинающий желтеть лес. Над головами высилась громада Ласса, которая недотягивала до Борки, но явно превосходила Омасс, однако даже сил поднять глаза и разглядеть последний замок на пути к Скиру у воинов не было. Всеми владело одно желание – уснуть. Даже пить и есть не хотелось так сильно, как упасть, лечь, прислониться к чему-то и забыться хоть бы на начинающей остывать от жаркого лета земле. Правда, осень в Скире обещала быть не менее жаркой. Неделю оставшиеся из черной тысячи полторы сотни воинов сдерживали хеннов на улицах Скочи, выныривая из клубов дыма и рубя и расстреливая степняков, пока у моста не загудел танский рог. Снат Геба и сам выглядел неважно – ножны с его пояса куда-то пропали, меч зазубрился и потемнел, лицо заливала кровь из ссадины на лбу, да и вся его одежда больше походила на одеяние бродяги, чем гордого тана, но глаза Сната, который встречал воинов на мосту, горели гордостью.
– Только восемьдесят? – спросил он Дампа.
– Да, твое благородство, – кивнул старик забинтованной каким-то тряпьем головой. – Восемьдесят пять. Но хенны заплатили за последние шесть десятков воинов тремя сотнями жизней, и кровь не менее двух десятков из них я вижу на твоем мече, тан.
– Не время считать мертвых врагов, если живым нет счета, – поморщился тан. – Веди людей к северной башне. Там вода и еда. И отдых.
– Боюсь, он будет недолгим, – вздохнул Дамп и ошибся.
Воинов в самом деле ждали котлы с горячей водой, и, хотя раздеться сил у большинства из них не было, тут же хлопотали юные жрецы из скирских храмов, и вскоре израненные тела вспомнили, что такое чистота и свежесть, раны приняли в себя целебные снадобья и спрятались в тугие повязки, а сгоревшее в огне тряпье сменили крепкие суконные одеяния скирских стражников и добротные кожаные сапоги. Впрочем, переодевание происходило как во сне, и даже столы, ломящиеся от яств и вина, не могли удержать тяжелых век, и воины начали засыпать прямо за столом.
– Однако, – ухмыльнулся Дамп, отхлебывая из глиняного кубка терпкого вина, – сегодня я убедился, что голые ремини ничем не отличаются от голых сайдов.
– Какие же отличия ты хотел обнаружить? – поднял брови и зевнул Насьта.
– Ну мало ли, – махнул рукой Дамп. – Откуда – не скажу, но среди стариков всегда ходили слухи, что с девками ремини можно забавляться, если, конечно, у них возникнет такое желание, хоть каждый день, а детей от таких забав все равно не происходит.
– Знаешь, Дамп, – заметил Марик, обгладывая аппетитную кость, – у меня есть серьезное подозрение, что забавы с реминьскими девками существуют только в воспаленных мозгах этих самых стариков.
– Что вовсе не исключает возможной близости храброго ремини с добродушной скирской девушкой! – добавил Насьта. – Надо же проверить правдивость любопытных слухов? У тебя нет случайно дочки, Дамп?
– У меня внучкам уже по десять лет, – погасил в седых усах улыбку воин. – Но, честно говоря, я бы не отказался породниться с таким воином, как ты, Насьта, или как ты, Марик.
– Я бы тоже не отказался от такого родства, – кивнул Марик. – Но вынужден открыть тайну: мое сердце осталось далеко отсюда. Есть у меня девушка.
– Что же стучит у тебя в груди, если сердце твое далеко? – раздался позади баль громкий голос.
Марик вскочил на ноги, словно и не было бессонной недели за его плечами. Перед ним стоял конг Скира. Он был ниже Марика почти на полголовы и уже в плечах, но баль показалось, что он смотрит на конга, словно на самую высокую башню высокой крепости – столько силы и мужества было во взгляде и лице правителя Скира.
– Голову склони, дурак! – прошипел на ухо Дамп.
– Оставь его, воин, – усмехнулся Седд. – Я бы согласился, чтобы ни один мой воин не склонял перед мной головы, если был уверен, что он не склонит ее и перед врагом. Отчего пришел сражаться за сайдов, баль?
– Надо сражаться с врагом, пока он нападает на твоего соседа, иначе, расправившись с соседом, он нападет на тебя, – твердо сказал Марик.
– Ремини тоже так думает? – повернулся к Насьте Седд.
– Ремини думает по-реминьски, но смысл выходит тот же самый, – с поклоном доложил Насьта.
– Что ж, Снат! – обернулся Седд Креча к тану Геба. – Когда твои воины отдохнут, построишь их и передашь, что я предлагаю каждому вступить в твой дом, Снат, или в мой, по их желанию, свободными воинами со всеми привилегиями. Если же они откажутся, то продолжать служить мне так, как служили. Платить буду как сайдам. А вот этих двух молодцов заберу, наслышан я об их умениях и доблести, определю пока в Скому, а там посмотрим. Чтобы к вечеру были готовы.
– Все, – решительно заявил Насьта, когда и его, и Марика похлопали по плечам сначала Дамп, а потом и Снат Геба. – До вечера не так много времени, а я даже не сомкнул глаз. О чем ты задумался? Ложись спать!
– Очень похож, – сказал Марик. – Очень похож конг на собственную дочь.
– Болван, – зевнул Насьта. – Это она на него похожа!
– Ты знаешь, – заметил Марик, – я смотрел на лицо конга, вычитал из облика Кессаа его черты – и словно видел лицо матери Кессаа. И еще мне показалось, что Седд Креча все про нас знает.
– Все ни про кого знать нельзя, – пробормотал Насьта.
– Он знает, что мы шли сюда вместе с Кессаа, – ответил Марик и нащупал на груди глиняный пест.
Айра почувствовала за спиной погоню, когда уже добралась до северной оконечности Проклятой пади. Забилась, запульсировала в висках тонкая боль – значит, идут по ее следу, трижды порушили тонкие ловушки, которых ни разобрать, ни почувствовать, пока щекой к земле не прильнешь. Остановилась, прикинула, куда дальше отправляться. До Скочи еще с полсотни лиг, да и неизвестно, что там теперь. До моря – по прямой лиг пять, до Суйки – в три раза дольше, но в Суйке умелый маг всегда спрятаться сможет, пусть даже там и риссы теперь властвуют: временно у них власть. Вот он, Зверь невидимый, вдоль Проклятой пади разлегся, только что не урчит от сытости и довольства, даже и пытаться перестал тянуть на себя Лека – и что его тянуть: здесь он, вместе с потрохами и всеми хеннскими воинами, здесь и останется, судя по всему. Тяжело вздохнула Айра, словно тяжесть поднимать собралась, и побежала. Вдоль самой пади, по голому, словно облезлому, глинистому берегу – бежала и чувствовала: смотрит на нее Зверь, смотрит и холодом обдает, но не от злобы и не от любопытства, а только потому, что течет что-то через ее кровь, связывает ее что-то с этим неизвестным, укрывшимся в клоках мглистой пелены.
Давно не приходилось бегать, но никогда Айра не жаловалась на слабость в ногах и теле – уже к утру успела к белым скалам, свернула в полумертвую чащу, а там уж и до самой Суйки две или три лиги оставалось. Даже вздремнуть себе позволила и проснулась только тогда, когда снова укол в висках почувствовала: добралась погоня до северной оконечности пади. Тут уж поднялась на ноги, затянула ремни на поясе, попробовала, как мечи выскальзывают из ножен. Быстро шли преследователи, след хорошо держали – не иначе всадники, да еще и с собаками. Вынырнула дочь Ярига из-под колючих кустов, пригляделась к освещенному все еще исторгающим летнее тепло Аилле городу. Ничего вроде не изменилось в Суйке – только храм исчез с верхушки холма да белые шатры встали у северной его окраины. Присела Айра на дорогу там, где стояла, провела ладонью вокруг себя, зачерпнула сухую пыль, зажмурилась и высыпала себе на голову, на плечи, на грудь и прошептала нужные слова к духу дороги, к духу сумрака вечернего, к духу тихого шага, к духу дневного сна. И отзвука не услышала, а, как говорил Яриг, сразу поняла – сама услышана и принята под невидимое крыло. Так и оказалось: в самом лагере никто не заметил стройной сайдки, а если и мелькало что-то перед глазами у караульных, так на соринку, в глаз попавшую, и списывалось. Да и не было усердия у рисских дозорных, и город поганый внимание на себя отвлекал, да и зря, что ли, маги Суррары колдовством лагерь опутывали?