Опус номер девять ля мажор. Часть 1. Алёна

Семёнов Александр

– Я знаю: даже не обменялись телефонами. Никогда не поздно обменяться. Отпусти меня, когда она здесь.

– Мы друзья. Ольга отличный собеседник и вообще весёлая и классная. Играет на гитаре, знает море песен, ругается по-итальянски. Но это всё не то, о чём ты думаешь.

– Я знаю, о чём я думаю. Видел бы ты свои глаза, когда о ней говоришь. Никуда с тобой не поеду.

– Смешно. Уже договорились. Пришла ко мне и даже рюкзак собрала… Кстати, что у тебя в рюкзаке?

– Какая разница? Вы с ней и в городе встречались, я знаю.

– Можем пересечься в рок-н-ролльном клубе. «Камчатка», «Зоопарк», «Старый дом»… Я ничего от тебя не скрываю. Про всех бывших подруг рассказал, некоторых ты даже видела. И никогда

не ревновала.

– Да я и сейчас не ревную. И все эти подруги не для тебя. А она – для тебя.

– Почему ты так решила?

– Решила и всё. Называй это чутьём, интуицией, как угодно… Пожалуй, я всё-таки поеду с тобой. Ты увидишь нас рядом и всё поймёшь. – Алёна заморгала и прикусила нижнюю губу.

– Я бы многое дал, чтобы хоть что-то понять, – мрачно сказал Андрей. – Даже не знаю, там она сейчас или нет. Ты просто устала. Ложись спать, два часа до подъёма.

– Будете вместе ходить по клубам, играть на гитаре… Ругаться хоть по-китайски. У вас вкусы одинаковые. И делайте вы, что хотите, а я тут при чём? – Алёна уже готова была расплакаться: в самом деле, она устала… Тут Андрей поднял её на руки, понёс к дивану, уложил и, кажется, поцеловал босую ногу, но Алёна, хоть ей всегда это нравилось, не отозвалась вообще никак.

Следующее, что она услышала, была трель будильника.

– Без четверти шесть, – бодро сообщил Андрей. – Пора собираться.

3

А как всё начиналось четыре года назад! Какие планы были, какие мечты…

«Окончу школу и поеду в Петербург. Учиться и покорять город».

Покорять город – или учиться, твёрдо встать на ноги и ни от кого не зависеть? Алёна Стахурская, семнадцатилетняя школьница из Караганды, не знала, чего она хочет больше. Перед зеркалом – одного, за письменным столом другого, а ночью под одеялом – всего и сразу, да поживее. Чтобы покорять город, нужны сцена, музыка, зрители в тёмном зале, цветы – и счастливый случай, который подарит это всё Алёне. Случай виделся ей добродушным, похожим разом на Ширвиндта и Державина профессором Театральной Академии… но это секретная мечта, о ней до поры нельзя говорить родителям, особенно маме. В школе ребята ставили отрывки из «Тётушки Чарли» по-английски, и Алёна в роли Эми срывала самые громкие аплодисменты, а ещё она выучила наизусть книгу басен Крылова и монолог чеховской Нины. В своей комнате, стоя на ковре босиком – так, почему-то, было удобнее всего, – она декламировала, подражая героине спектакля, записанного на видео: «Я уже настоящая актриса, я играю с наслаждением, с восторгом, пьянею на сцене и чувствую себя прекрасной…» Для того чтобы поступить в Академию, надо ещё и петь; но вдруг случай не обратит внимания на такую мелочь? – надеялась Алёна.

«Ну, а если мне не понравится, так и что? – размышляла она. – Всё равно не пропаду». Стать специалистом и работать – ничуть не менее заманчиво. Везде нужны экономисты, знающие рынок, – так говорили и мама с папой, и учителя, и старший брат, и ещё один человек, мнением которого Алёна очень дорожила. Она бывала в Питере на летних каникулах, заходила в разные институты, видела облупленные, исколотые кнопками двери приёмных комиссий. Слегка кружилась голова при мысли, что такая невзрачная дверь однажды впустит Алёну в иной мир. Скоро, скоро… Один шаг – и всё вокруг изменится. Каким оно будет?

Больше других – названием похожий на знаменитый театр – ей нравился Университет Менеджмента и Коммуникаций, сокращённо МенКом. Мама Алёны была не против: она знала по работе его выпускников, распределённых в Казахстан в те времена, когда МенКом был рядовым институтом народного хозяйства. Лет десять назад он получил новый статус, разросся и начал готовить юристов, психологов, затем – мастеров рекламного дела и входящего в моду пиара, но ядром его, самым старым и престижным факультетом остался экономический.

В семье даже не обсуждали вопрос, куда поступать дочке, – и она, готовясь к экзаменам, трижды в неделю занималась с репетиторами английским языком, математикой и литературой.

А потом включала телевизор и, глядя «Пятый элемент» или «Дон Сезара де Базана», вновь представляла себя на сцене, перед камерами и восхищёнными взглядами… Нет, не могла Алёна понять, куда её тянет сильнее. «Приеду, а там будет видно», – думала она и, приходя вечерами в студию испанского танца, под гитарный звон втаптывала каблучками в паркет сомнения и преждевременные вопросы.

И вот растаяла и высохла тропинка, по которой Алёна ходила в бывший Дом Пионеров напрямую через газон. Став ненужными, обиделись и сбежали в шкаф тёплые сапожки, шубка и свитера. На последний звонок Алёна надела подзабытую школьную форму, в которой нравилась себе, но уж слишком напоминала юную стюардессу. Потом были экзамены: светло-серая юбка чуть ниже колен, приталенный жакет того же цвета, незаметные колготки, белые туфли, белая сумочка, белый бант в тёмных волосах, подкрашенные глаза и губы. Затем – выпускной вечер и тёмно-синее платье с открытой спиной; главный шутник класса, притаившись сзади, нарисовал на ней ручкой холодную загогулину и получил с разворота в лоб. Десять школьных лет уместились в альбом с цветными фотографиями и аттестат с четвёрками по казахскому языку и органической химии. Остальные были пятёрки.

4

Алёна с мамой прилетели в Питер и остановились у дальней родственницы, у которой гостили и в прежние годы. Тётя Люба предлагала поселить Алёну у себя на время учёбы: «Куда ей в общежитие, такая худенькая у вас!» – но Алёна была решительно против. Ей всё здесь не нравилось. Не нравилась квартира в доме с толстыми стенами: между оконных рам на северной стороне, куда не глядело солнце, помещались банки с вареньем, завёрнутые в газеты. В этой комнате Алёне пришлось бы жить. Не нравилось, что варенье засахарено, что на стене висит оранжевый с лиловым ковёр и хозяйка носит халаты столь же кричащих расцветок. Не нравилось, что тётя Люба, большая, рыжеволосая, с низким голосом и полными, вечно беспокойными руками, целые дни сидит дома в компании трёх персидских кошек. Выйдет в магазин – и опять сидит.

Тётя Люба была слишком приветливой, слишком внимательной и заботливой – от этого становилось душно. Может быть, она скучала с кошками: сын вырос и жил отдельно, муж, военный инженер, постоянно ездил в командировки. Или она ждала похвалы, такой же неотступной, как и её забота… Алёна не могла внятно объяснить свою неприязнь и просто старалась как можно реже бывать с хозяйкой наедине.

Вот и теперь, едва умывшись и переодевшись с дороги, Алёна выбежала из дома, запрыгнула в трамвай – поехала на Моховую улицу, к Академии Театрального Искусства. Вернулась с заложенным носом и стиснутыми кулачками: там такие девицы!.. Головами под потолок, груди – стенобойные тараны. Голоса трубные; всего Островского и Шекспира впридачу знают наизусть. И конкурс едва ли не пятьдесят человек на место, и готовы они ради этого места… на всё. По глазам видно.

Алёна качнула бёдрами, стукнула пяткой в ковёр и приставила к своей едва заметной груди два кукиша. Вот вам, получите! Пускай она невысокая, сто шестьдесят пять сантиметров, и говорит, особенно если волнуется, с южным акцентом, и при незнакомых, слишком придирчивых людях может растеряться, – всё равно она лучше многих. Алёна не всегда была довольна собой, но сейчас, глядя в зеркало, решительно ни к чему не могла придраться. Синеглазая брюнетка, гибкая, длинноногая, с современным плоским животом и крепкими мускулами, с талией, как из девятнадцатого века, с ровными белыми зубами и тонкими пальцами… Она и умная, кроме всего: толкаться локтями и гримасничать на публике ни за что не будет!