Опус номер девять ля мажор. Часть 2. Жизнь как музыка и танец
Шрифт:
Папа работает инженером на «Электросиле», дежурит сутки через трое, но на самом деле чаще, потому что надо много зарабатывать. И ещё он делает электрическую проводку в домах, за это хорошо платят.
– Когда же он дома бывает? – спросила Ксения.
– Редко, но зато с ним интересно. Он всё на свете знает. А мама – учительница русского и литературы. Тоже даёт уроки после школы. Ира перешла в одиннадцатый класс, хочет поступать в Герцена, она способна к языкам. Маринка поступила в художественное училище, на дизайнера. Она раньше занималась волейболом, потом бальными танцами, а когда перестала, тут же я захотел.
– Получилось, как эстафета?
– Да, похоже. Я надеюсь, что она вернётся. Мы в паре всех порвём.
– А ты кем хочешь стать?
– Да
– …А может, уже и есть, – закончила Ксения.
– Ты приходи к нам в гости, хорошо? У нас весело, со всеми подружишься.
– Спасибо… Пока не обещаю, но и не отказываюсь сразу.
За разговором они дошли до корпуса, Рома остался ждать внизу. Когда Ксения вернулась с полотенцем в руке, круглые чашечки купальника обрисовывались под голубой майкой, и он отвёл взгляд: теперь уж не отговориться револьвером, нет его…
– Машка спит опять, прикинь, – сказала Ксения, – я с неё поражаюсь.
– А другие?
– Вика что-то пишет с очень таинственным видом.
Потом погляжу. Идём, час до занятия.
Дорога на берег вела мимо открытого бассейна, гордости пансионата «Лесной». В бассейне была небесно-синяя, проточная, не пахнущая хлоркой вода, шесть дорожек, удобные стартовые тумбочки, с которых можно крутить сальто, осыпая кафельный бортик брызгами, – вот только купаться в нём ребята из клуба «Фонтан» могли в строго отведённый час, ближе к ужину. Владимир Викторович, Толя, Сергей легко проплывали всю дорожку под водой, и Рома, глядя на них, научился, хотя потом было жутковато поворачивать: казалось, что до бортика, откуда нырнул, не двадцать пять метров, а целая сотня.
– Я тоже умею, – сказала Ксения. – Мне легко, я же в ластах.
– Привозила с собой?
– Ну, почти.
– Жаль, я не догадался. Но через год привезу, – серьёзно сказал Рома, и Ксения, не удержавшись, фыркнула.
– Ты чего?
– Нет, нет… не над тобой. Кажется, комар в нос влетел, – и для убедительности она дважды чихнула, закрывшись ладонью. – Вот, теперь всё в порядке.
В бассейне работали пловцы – ещё одни, кроме танцоров и лыжников, жители пансионата. Длинноволосая девушка-тренер в шортах и купальном лифе звонко скомандовала с бортика: «Ещё двадцать пять на ногах! – и оглушительно свистнула. – Следующие – готовимся!». И новые загорелые фигуры шагнули на стартовые тумбы, солдатиками прыгнули вниз.
– Раньше они сюда ездили, а три года назад перестали, – сказала Ксения. – Теперь, значит, снова…
– Да, вот здесь живут, – Рома взглядом указал на чистенький, с колоннами у крыльца и блестящей покатой крышей кирпичный дом.
– Его ремонтировали, забор стоял, – вспомнила Ксения. – Нам туда лазать запрещали. Точно, а я смотрю: что-то не так. Ха, я ведь даже скучала по ним, пока их не было.
– Почему? – спросил Рома, ощутив что-то, похожее на ревность. О нём, наверное, не будет скучать…
Ксения пожала плечами:
– Даже не знаю. Просто… ну, чего-то не хватало без них. – Замедлив шаг, она ещё раз оглянулась на голоса и брызги. – Плавали целыми днями, в столовой сидели своей компанией… Два раза в неделю куда-то уезжали на «Икарусе», таком огромном, набивались как селёдки. Возвращались поздно. А в свободное время гуляли, в бильярд играли так лениво, – она медленно отвела локоть, изображая сонный удар. – Знаешь, все друг на друга похожи, вот что удивительно. Все такие высокие, с плечами, лица тонкие. Как на подбор.
– Инопланетяне, – ввернул Рома и загордился собой, потому что Ксения улыбнулась.
Извилистой тропинкой они дошли до Финского залива, искупались в тёплой и почти пресной воде. Ксения всё знала в этой бухте. «Вон там не вздумай нырять, – кивнула она вперёд и направо, – камни под водой. А здесь можно», – и нырнула первая. Рома с удовольствием подержал бы её на волнах, но она сама плавала не хуже ребят из бассейна. И как была хороша в тёмно-синем купальнике – длинноногая, гибкая, с такими смелыми движениями;
4
Рома чуть прибеднялся, говоря Ксении, что у него нет никаких талантов. Об одном своём таланте он догадывался, хоть и не всегда был ему рад. Да, Марина рисует, Ира учит испанский язык, для неё уже третий; Илья в четыре года так обращается с футбольным мячом, как иным взрослым не снилось. А Рома, лет с двенадцати или даже раньше, – настоящий магнит для девчонок. Знакомятся, шлют записки, просят телефон, и все почему-то старше на год-два и крупнее. Мама, Евгения Васильевна, тихо гордясь, показывала коллегам-учителям фотографию из электросиловского лагеря: Рома, стоя чуть позади, обнимает за талии двух старшеклассниц в топиках, девичьи плечи заслонили его, только два хитрых глаза виднеются из-за прекрасной, смуглой стены. И по лицам девушек понятно: скажет им Рома танцевать – станцуют, скажет ходить на руках – даже не задумаются. Но Рома ничего такого не говорил. Зря вредная Маринка дразнила его донжуаном и альфа-самцом, на самом деле он был скромным, порядочным, и лишнего никому не обещал. Погулять, посмеяться, даже зайти в гости – пожалуйста… а что потом? Рома знал, что бывает потом, и мечтал об этом, но только в одиночестве. Наедине с девчонкой даже подумать не решался. Прошлым летом, когда была сделана та фотография, он, наконец, встретил девочку, рядом с которой можно было помечтать, как они вернутся в город, сходят на дневной сеанс в кино, а потом Лена пригласит Рому домой, где не будет родителей… Да, её звали Лена; она была, как водится, старше на полтора года и с первого взгляда мало отличима от большинства девчонок из лагеря. Кроссовки, шорты, голый живот, лицо без косметики, – только волосы длиннее и гуще, чем у остальных, и голос необычайно глубокий, и руки нежные, даже слишком… «Помоги, пожалуйста, – незнакомая девочка на причале водной станции протянула Роме бутылку кваса. – Тугая, как не знаю что… не могу открыть». Рома взял бутылку и небрежно, тремя пальцами свернул пластиковую голову. «Ого, ну ты даёшь! – воскликнула незнакомка. – Теперь буду знать, к кому обращаться». Рома, отдавая бутылку, случайно коснулся прохладной ладони девочки. А у причала покачивалась двухместная лодка, и вёсла, готовые к работе, лежали на воде вдоль бортов.
«Надо же, какой ты сильный, – сказала Лена, когда Рома, причалив к другому берегу, снял её с носовой банки и поставил рядом с собой. – Если что, сможешь меня защитить?» Рома кивнул, надувшись от гордости, и потом долго удивлялся: как его самого не побил кто-нибудь из старших ребят, её ровесников?
До конца смены они почти не расставались. Забредали вдвоём в самые дальние уголки леса, купались, рассказывали о себе. Рома, подняв Лену на руки, кружил её, пока она не говорила, смеясь: «Хватит!». Тогда он впервые в жизни поцеловался и сперва не понял, что в этом особенного, – но, увидев, как закрылись глаза Лены и участилось её дыхание, понял, что сделать ей приятно – это и есть самое главное.
Рома уже год танцевал, но показывать умение стеснялся: не было никакого умения, ритм он чувствовал средне, движения запоминал немногим лучше. Лена занималась в театральной студии, хотела стать актрисой, и уж она-то не боялась очень серьёзно, с выражением читать наизусть монологи и стихи. Раньше, если кто-то при нём даже бубнящей скороговоркой читал стихи, Роме становилось неловко, хотелось поскорее уйти, – но Лену он был готов слушать и слушать. Она просила: «Повтори. Только змеи сбрасывают кожу, чтоб душа старела и росла. Мы, увы, со змеями несхожи, мы меняем души, не тела…» Рома повторил две строки, смутился, покраснел и решил, что актёром никогда не станет.