Опыт о неравенстве человеческих рас. 1853г.(том1)
Шрифт:
С другой стороны, физическая и моральная слабость многочисленных завоевателей настолько очевидна и доказана, что их вторжение и конечная победа обусловлена только явным численным превосходством. Поэтому нет сомнения в том, что Сибирь кишела финскими племенами, о чем имеются исторические свидетельства. Я лишь замечу следующее: допуская победу желтых народов над белыми и рассеяние последних, необходимо принять один из двух вариантов.
Либо территория, на которой жили белые народы, простиралась далеко на север и очень мало на восток, достигая в первом направлении среднего Урала, а во втором не доходя до Куэнь-Луня, что, по-видимому, обусловило определенное движение в северо-западные степи.
Либо эти народы, скопившиеся на вершинах Муцтагха, в горных долинах этой цепи и во всех трех районах Тибета, были очень немногочисленные и имели недостаточно пищи.
Вначале я объясню, почему я ограничил ситуацию двумя вариантами. Затем изложу причину, почему следует отбросить вторую
Я уже говорил, что желтая раса обитала главным образом в Китае; кроме того, черный тип с курчавой прогнатической головой, т. е. пелагийский вид, распространился до Куэнь-Луня, с одной стороны, и до Формозы, с другой, [154] в Японию и дальше. Даже сегодня это население можно встретить в тех далеких странах.
154
Во внутренней части острова живут совершенно черные люди. Жители побережья принадлежат к малайскому виду и похожи на харафоров. В Индии за Гангом довольно много негритянских племен. Это небольшая раса с курчавыми волосами, не имеющая постоянных жилищ, питающаяся рептилиями и червями. Видимо, географы не могут объяснить чрезвычайное распространение меланийского семейства в Азии. Действительно, это загадочный факт, если относить его на период после исторических времен, но он объясняется просто, если считать, что это случилось в более древнюю эпоху.
Уже тот факт, что негры так далеко продвинулись во внутреннюю Азию, служит убедительным доказательством связи хамитов и семитов с этими народами низшей расы: я имею в виду очень давнюю связь, потому что она ослабла еще до пришествия завоевателей в долину Тигра и Евфрата.
Теперь перенесемся из долин Вавилонии в Китай и обратимся к результатам постепенного смешения черного и желтого типов, т. е. к метисам, которые населяют Юн-Нань и которых Марко Поло называет «зерден дамы». Еще дальше мы встретим другое семейство, имеющее не меньше признаков смешения, которое живет в китайской провинции Фо-Кьень и, наконец, окажемся среди разнообразия этих групп в южных районах Поднебесной Империи, в Индии к востоку от Ганга, на архипелагах Индийского океана от Мадагаскара до Полинезии, от Полинезии до западных берегов Америки вплоть до острова Пасхи. [155]
155
Пикеринг считает, что овахи Мадагаскара являются малайцами.
Таким образом, черная раса занимает весь юг старого мира и встречается далеко на севере, между тем как желтая, обитающая вместе с первой на востоке Азии, распространилась на все острова в направлении Северного полюса. Если считать, что центр, исток меланийского вида, находится в Африке и что именно оттуда началось его распространение, что, кроме того, желтая раса одновременно с метисами, жившими на островах, также продвигалась на север и восток Азии и в Европу, тогда придется признать, что белое семейство, чтобы не затеряться в толпе низших рас, было вынуждено призвать на помощь весь свой гений и мужество и объединиться.
Не будем касаться разделения хамитских и семитских масс, которые по перевалам Армении спустились в южные и западные районы. Но зато рассмотрим массовое смешение с черной расой, которое имело место в долинах Эфиопии, а на севере по всему африканскому побережью за пределами Атласских гор и в Сенегале; рассмотрим плоды этого смешения в Испании, нижней Италии, на греческих островах, и мы убедимся в том, что белая раса не ограничивалась несколькими племенами. Мы также увидим, что к перечисленным выше следует прибавить арийские народы всех южных ветвей, и кельтов, и славян, и сарматов, и другие менее известные, но не менее значимые народности, которые остались жить среди желтых.
Следовательно, белая раса была достаточно многочисленной, а поскольку оба вида — черный и финский — не давали ей возможности перейти Муцтагх и Алтай на востоке и Урал на западе, она двинулась на север до среднего течения Амура, озера Байкал и Оби.
Такой географический маршрут имеет важные последствия, о чем речь пойдет ниже.
Я уже констатировал практические способности желтой расы. Тем не менее, признавая ее превосходство над черной расой, я отказал ей в способности занять высокое место на лестнице цивилизации, потому что ее интеллект не менее ограничен, чем у негров, и потому что ее инстинкт полезного слишком нетребователен.
Однако следует смягчить суровость такого суждения, когда речь идет уже не столько о желтом типе или черном типе, но о малайцах как плодах смешения обоих типов. Действительно, если возьмем к примеру монгола, жителя Тонга-Табу, и пелагийского негра или готтентота, жителя того же Тонга-Табу, даже самого неразвитого, первый имеет явное преимущество.
Видимо, недостатки обеих рас компенсируются и смягчаются в их общем потомстве, которое имеет больше способностей к сравнению, пониманию и выводам. Изменения к лучшему мы видим и в физическом типе. Волосы у малайцев жесткие и волнистые, но не курчавые, а нос более выражен, чем у калмыков. У некоторых островитян, например, на Таити, он почти не отличается от прямого носа представителей белой расы. Глаза уже не так сильно раскосые. Скулы по-прежнему выдаются, но это общая черта обеих рас-производительниц. В зависимости от доминирующей крови — черной или желтой — в том или ином племени преобладают те или иные физические и моральные черты. Вообще для всех этих групп характерными остаются два выраженных признака, свидетельствующих о двойном происхождении: имея больше интеллекта, чем у негров и желтых, они унаследовали от одних необузданную жестокость, от других холодную невозмутимость и бесчувственность..
Мы завершили рассмотрение народов, фигурирующих в истории Восточной Азии; переходим к рассмотрению их цивилизации. Высшее ее выражение мы найдем в Китае. Здесь исходный пункт ее культуры, здесь она достигла наивысшего развития.
ГЛАВА V. Китайцы
Прежде всего хочу заметить, что я не согласен с одним довольно распространенным мнением. Китайскую цивилизацию считают самой древней на земле, я же вижу ее начало в эпохе после расцвета брахманизма, после создания первых хамитских, семитских и египетских государств. И вот мои доводы. Само собой разумеется, что не стоит больше обсуждать хронологические и исторические выкладки последователей Тао-Се. Для них циклы в 300 тысяч лет абсолютно ничего не значат. Эти весьма продолжительные периоды составляют среду, в которой действуют правители с головой дракона и с туловищем, обвитом чудовищными змеями, поэтому лучше оставить эту тему философам, но не следует ни в коем случае строить на ее основе позитивные заключения. [156]
156
Согласно легендам Ну-Уа, сестра Фу-Хи и его наследница была духом. Она набрала в болоте желтой грязи и при помощи веревки сделала из нее первого человека
Самой разумной основой датировки для рассуждения о древности Поднебесной Империи является царствование Цин-Ши-Хуань-Ти, который для того, чтобы положить конец феодальным заговорам и сохранить единство, свое детище, решил подавить древние доктрины, сжег большую часть книг и оставил только анналы династии Цин, из которой происходил сам. Это событие случилось за 207 лет до Рождества Христова.
С тех пор, согласно китайской методике, исторические факты можно считать вполне реальными. С этого времени история более или менее сходится, чего не скажешь о более ранних временах: чем глубже мы забираемся в прошлое, тем меньше ясности. Однако все-таки можно добраться до императора Яо. Он правил сто один год и взошел на престол в 2357 г. до н. э. За пределом этой даты мы уже не встретим конкретных цифр. [157] Хроники утверждают, что досадный пробел, который, будучи восполнен, мог бы привести к первым дням существования мира, есть следствие знаменитого сжигания книг, оплакиваемого из поколения в поколение и ставшего излюбленным предметом китайской риторики. Но по моему мнению, этой катастрофы недостаточно, чтобы объяснить беспорядок в первых исторических хрониках. Все народы мира могут похвастаться своими сгоревшими книгами, все потеряли цепочку своих династии, однако все они сохранили достаточно осколков своей истории, чтобы ожило прошлое под живительным дуновением критики, чтобы прошлое понемногу показало нам свой истинный лик. У китайцев же мы не видим ничего подобного. Там, где заканчиваются времена позитивной истории, сразу наступает темнота, и мы имеем дело не с мифологической эпохой, как это имеет место у других народов, но с противоречивыми хронологиями, с настоящим абсурдом, в котором нет ничего живого.
157
По мнению Лассена, нельзя требовать от китайцев позитив ной истории ранее 782 г. до н. э. Он же утверждает, что, по всей вероятности, начало первой династии приходится на 2205 г. до н. э. В любом случае это несравнимо с датами в индийских, египет ских и ассирийских анналах
Рядом с этим претенциозно загадочным отсутствием письменных исторических свидетельств наблюдается полное и весьма многозначительное отсутствие памятников. И это также характер китайской цивилизации. Хроники любят ссылаться на древности, а с древностями дело обстоит плохо: самые ранние датируются не позже VIII в. н. э. Таким образом, получается, что в этой, в основном спокойной, стране ни в резных памятниках и статуях, ни в вазах или орудиях труда нет ничего, что могло бы сравниться по возрасту с тем, что может предъявить, причем с законной гордостью, наш Запад, переживший такие бурные и разрушительные события.