Оракул Апокалипсиса
Шрифт:
– То есть его святейшество покрывает слугу сатаны?
– И не только покрывает, но еще и активно помогает! – гробовым голосом произнес кардинал. Кругленький архиепископ всплеснул пухленькими ручками и согласно кивнул головой. Рагнар переглянулся с бароном и тут же отвел глаза, чтобы святые отцы не прочитали затаившуюся в уголках глаз издевку.
– Это отвратительное святотатство не должно остаться безнаказанным! – воскликнул Макариус.
– Оно не останется, не беспокойтесь, брат мой! Но каковы имеющиеся в нашем распоряжении доказательства? – задал Бенно вопрос,
– Пока никаких, бродяга Густавиус мертв, а свидетельство его дружка Упыря в счет не идет. При погребении младенцев он не присутствовал, – осторожно начал Рагнар.
У хитрого начальника караула сложилось странное впечатление. С одной стороны, их преосвященства Бенно и Макариус явно желали немедленного обвинения Бертольда, но барон почему-то тормозил. Недолго думая, Рагнар принял сторону барона. В конце концов, именно от Ульриха Эберхардта он ожидал милости, а вовсе не от главы города. Макариус был известен своим скаредным нравом, и золото, попадавшее в его карман, там и оставалось. Почувствовав одобрение барона, он продолжил уже более уверенно:
– Со всем этим необходимо более внимательно разобраться. Все, что мы знаем, что Густавиус закопал тела обезглавленных младенцев. После этого бродягу кто-то сжег заживо в его же сторожке. Упырь утверждает, что все это делалось по приказу Бертольда и чужестранца, которым мог быть посланник папы Флавио Виттори. Кроме того, тот же Упырь настаивал на том, что Густавиус регулярно осквернял могилы недавно умерших на северной, предназначенной для бедняков, окраине кладбища. Выкопанные трупы под покровом ночи он относил Бертольду и перед рассветом закапывал обратно, а то и вовсе оставлял у Бертольда на день-два. Но все это опять же со слов пьяницы и мошенника, которым ни один судья не поверит.
Почувствовав смену ситуации, хитрый Бенно напролом не пошел:
– Что ж, вы правы, разбрасываться ложными обвинениями мы не можем. У Бертольда слишком сильные защитники. И когда на одной чаше весов будет помещаться жизнь этого христопродавца, а на другой – слова никому не известного презренного бродяги, исход дела предсказуем. Мы не имеем права рисковать.
– Вот именно, святой отец. Тогда на другой чаше весов вполне могут оказаться наши собственные головы! – жестко сказал, словно постановил, барон. – Мы здесь, на месте, установим наблюдение за Бертольдом и постараемся разузнать побольше, а вы со своей стороны найдите союзников в Риме.
– Вы правы, сын мой, – понимающе улыбнулся Бенно, – запасемся терпением и с Божьей помощью остановим и Бертольда, и его…
Кардинал осекся, поняв, что сказал слишком многое. Но барон усмехнулся и, всем своим видом давая понять, что они зашли слишком далеко и секретов между ними быть не может, заявил:
– Вы правы, ваше преосвященство, терпение нам понадобится. Срок придет, и Бертольду и его покровителям придется отвечать за содеянное…
После разговора с Эвраром Марго поднялась в номер в прекрасном настроении. Похоже, ее нисколько не смущало похоронное настроение окружающих.
– Что, скучаете?
– Не скучаем, а работаем, – поправила ее Екатерина Дмитриевна, внимательно просматривая выбранные поисковиком интернетные страницы.
– Конечно, задала нам задачу, а сама наслаждаешься жизнью, – ворчливо откликнулась Ангелина.
– Не только, я тоже занимаюсь сбором информации, – радостно улыбнулась Марго, – проверяю список подозреваемых.
– И тебя нисколько не смущает, что твой Филипп – первый в этом самом списке? – ехидно заметила Анжи, твердо решившая испортить безоблачное настроение подруги.
– Загадочный монстр, таинственный убийца! – с оттенком то ли восхищения, то ли иронии в голосе пробормотала Марго.
– То есть роман с заключенным тебя не пугает?
– Ну и что, буду ему апельсины в тюрьму носить, – мечтательным тоном продолжала Марго, – даже романтично!
И снова было непонятно, серьезна она или нет.
– Не думаю, что он твое мнение разделяет, – вставила свое слово Ангелина.
Марго пожала плечами с видом, что и до этого ей совершенно никакого дела нет.
– Ты совсем спятила, старушка! – тем временем не выдержала Екатерина Дмитриевна. – Тебя даже отрезанная голова профессора Лоуренса не смущает!
– Не я же ее резала, – резонно возразила Марго, – и не забывай, что на нравственные проповеди у меня с детства аллергия. Я же не заставляла его убивать! Да и потом, с точки зрения морали я смотрюсь даже благородно – не бросаю любимого в беде!
– Уже любимого, ты совершенно невыносима! – вздохнула Ангелина.
Но Марго была неисправима. Екатерина Великая с Ангелиной только переглянулись и пожали плечами.
– Вы даже представить себе не можете, насколько он романтичен. Просто чудо! Никто никогда за мной так не ухаживал! Может быть, только тот мальчик в лицее, который читал мне стихи, – мечтательно произнесла Марго.
– То есть Филипп тебе читает стихи? – сказала Ангелина таким тоном, что следующим действием вполне мог быть звонок психиатру.
– Вот именно, читает! Тебя это удивляет? Тебе что, никто никогда не читал стихов?
Ангелина задумалась.
– Перебираешь всех своих поклонников?
– Если честно, то думаю, когда ты устанешь!
– Почему это я должна устать, только послушайте, я тайком на мобильник записала.
Она увеличила до максимума звук, и раздался приятный баритон Филиппа:
Тому, кто зряч, но светом дня ослеп,Тому, кто жив и брошен в темный склеп,Кому земля – священный край изгнанья,Кто видит сны и помнит имена, —Тому в любви не радость встреч дана,А темные восторги расставанья!– Еще и готикой увлечен в придачу! – осуждающе заявила Ангелина.