Оракул мертвых
Шрифт:
— Выпей, это покрепче будет. Выпей, говорю тебе. — Он положил ему руку на плечо. — У каждого человека на свете есть свой порог сопротивляемости, а ты был мальчиком, ты в тот момент оказался не готов и не способен вынести пытку, — быть может, Клаудио на твоем месте тоже сдался бы, и я тоже. Это не стыдно, Мишель, это не стыдно. Послушай, сейчас мы должны попытаться каким-то образом установить с ним контакт, если он жив. Поговорить с ним, вывести его из того одинокого безумия, в каком ему, должно быть, пришлось жить до сегодняшнего дня, помешать совершить другие преступления… рассказать о том, что произошло, помочь ему понять, что он сделал… Мы должны его найти. Караманлис убежден — на Влассоса еще раз будет совершено покушение, после чего настанет очередь его самого, Караманлиса.
Мишель продолжал молчать еще несколько минут: казалось, он рассматривает людей, проходивших мимо него по тротуару, но на самом деле смотрел в пустоту. Перед глазами его проходили тревожные, беспокойные видения.
— Быть может, я тоже в списке… Я никогда об этом не думал. Я всегда любил его. Мне кажется, он не может хотеть убить меня.
— Может быть, и я… В его глазах я могу выглядеть столь же виновным, как и ты. В ту ночь мы условились с ним встретиться на Плаке, вместе с доктором, чтобы сделать Элени переливание крови. Возможно, Клаудио считает, что это я его предал… Вспомни о моем отце… Послание, найденное на его теле, заставляет задуматься о том, что и он был виновен в том преступлении, хотя Караманлис, когда мы виделись с ним в Сидирокастро, отрицал это. У нас нет выбора, Мишель, мы должны встретиться с ним и рассказать ему правду. Он поверит нам. Боже, он должен будет нам поверить… Но если мы хотим его найти, нам понадобится содействие Караманлиса. Мы должны увидеться с ним и…
Мишель воскликнул внезапно:
— Нет! Лучше убей меня. Этот человек виновен во всем. Это он велел меня пытать, это из-за него умерла Элени, а Клаудио превратился в бездушную машину, если, конечно, он действительно еще жив. — Глаза его блестели холодным блеском. — Если я встречусь с Караманлисом — то только чтобы свести с ним счеты.
Норман схватил его за плечо.
— Ради Бога, не говори глупостей. Мы должны с ним встретиться, понимаешь? У нас нет выбора. Не думаю, что он все рассказал мне, когда мы с ним разговаривали в Сидирокастро, я вовсе так не считаю. Он прежде всего пытался выудить из меня информацию. А сейчас мы наконец расшифровали послания, а он по-прежнему двигается на ощупь. Мы расскажем ему, как обстоят дела, если он поможет нам довершить картину. Только тогда мы сможем правильно интерпретировать послания и… приготовить ответ.
Мишель закурил и снова надолго погрузился в молчание.
— Норман, я не знаю, смогу ли вынести вид этого человека, поставь себя на мое место…
— Ты должен это сделать, Мишель. Ты был в ту ночь в управлении полиции, быть может, ты о многом знаешь, может, у тебя есть какие-то доказательства, ты восстановишь в памяти впечатления, образы… Ты там был, Мишель…
Мишель глубоко вздохнул, зажал кулаки между коленями, словно заряжая все силы духа в напряженный лук своего тела.
— Хорошо, — сказал он. — Когда?
— Сейчас же, немедленно.
Норман встал и твердым шагом двинулся к машине, вот уже давно припаркованной на другой стороне дороги. Сидевший за рулем человек попытался было включить зажигание, но Норман уже стоял рядом.
— Эй, ты, — произнес он, — да, я к тебе обращаюсь. Вызови своего капитана и скажи ему — нам нужно с ним поговорить, мне и моему другу-французу. Сейчас или никогда. Мы будем ждать его в одном из внутренних залов.
Полицейский, преодолев первоначальное удивление, завел машину и уехал. Он сразу же вызвал по рации капитана Караманлиса и передал ему приглашение молодых людей. Караманлис, получив сообщение во время допроса подозреваемого, попросил своего заместителя подменить себя, сел за руль своего автомобиля и отправился в кафе на улице Стадиу. Солнце опускалось над городом со стороны Пирея в неподвижном облаке пара, в пурпурно-коричневатом сиянии.
Норман и Мишель вошли в один из внутренних залов и сели за столик у большой застекленной двери, выходившей на улицу.
— Мишель, — сказал Норман, — что ты думаешь о послании, найденном на теле моего отца?
— Не знаю, но, кажется, смысл состоит в чем-то вроде: «Ты — человек, привыкший видеть смерть и насилие, но такого зрелища даже ты не выдержал». Тот, кто составил записку, вероятно, знал о работе твоего отца в качестве агента и о его военном прошлом, но хотел упрекнуть его в смерти девушки…
— Элени сопоставляется с Кассандрой?
— Может быть… В любом случае у всех посланий есть кое-что общее…
— Что?
— Все они — слова, произнесенные мертвыми. И в этом тоже, несомненно, состоит суть послания.
— Крепись, — сказал в этот момент Норман, не отрывавший взгляд от улицы, — он идет.
Мишель смертельно побледнел, но сдержал себя. Когда Караманлис сел напротив него, молодой человек посмотрел ему прямо в глаза и без тени дрожи в голосе произнес:
— Кто не умер, встретится снова, капитан Караманлис. Хотите что-нибудь выпить?
Разговор начал Норман, он рассказал, как им удалось установить, из каких текстов взяты посмертные записки, и Караманлис понял, что придется открыть и другие карты, если он хочет знать, что за игру ведут его собеседники. Никто из них не заметил, как в это время у тротуара рядом с кафе припарковался черный «мерседес» с тонированными стеклами, никто не разглядел за ветровым стеклом фотоаппарат, которым их неоднократно сняли, пока они вместе беседовали и пили.
Когда их импровизированное совещание окончилось, Норман, в Сидирокастро получивший лишь часть правды, уже в точности понимал причину смерти своего отца, а Мишель также узнал смысл первого послания, найденного на телах Руссоса и Карагеоргиса. А потом Мишель объяснил Караманлису второе послание, выгравированное на стрелах, пронзивших Влассоса, и, восприняв неловкое молчание капитана как признание, продолжил, полный гнева и негодования:
— Значит, вы позволили сержанту Влассосу совершить подобный чудовищный поступок! Вы негодяй, вас следует запереть в сумасшедшем доме для преступников, чтобы вы до конца дней своих не видели солнечного света. Надеюсь, однажды я стану свидетелем того, как вас раздавят, словно жабу.
Норман вмешался: он не хотел терять контроль над ситуацией:
— Мишель, прошу тебя. Мы здесь не для того.
Караманлис, казалось, полностью признал свою вину.
— Я не хотел, чтобы до этого дошло, — сказал он нетвердым голосом. — События вышли из-под контроля прежде, чем я смог помешать ему.
— Это нас не касается, — ответил Норман. — Единственная причина, по какой мы попросили вас о встрече, — желание до конца понять содержание посланий, оставленных после убийства моего отца и ваших людей и после покушения на Влассоса: только вы обладаете необходимой информацией. Вы могли бы избежать этой прискорбной встречи, если бы рассказали мне все в Сидирокастро.