Оракул
Шрифт:
– Ну, девушка, думай: или ты мне все расскажешь и покажешь, или я твоему женишку башку прострелю, – мурлыкал Нихиль, поигрывая маузером.
– Не соглашайся! – простонал Ксаверий.
Не отрывая глаз от лица Нихиля, Элиза кивком пригласила их в люк.
Удерживая Ксаверия на мушке и часто озираясь, Нихиль шел по тропе между деревьев. Короткими пальцами в рыжеватом пуху он успевал трогать налитые румяные яблоки, жадно втягивая запах меда.
– Светло-то как! Пчелки звенят… Вы что сюда электричество провели? – не отрывая дула маузера от лопатки Ксаверия,
– Это светящиеся бактерии, – спокойно отвечала девушка. – В древности их называли «Солнце подземелий». В Египте их разводили для освещения пирамид. Поэтому на потолках и стенах тоннелей внутри пирамид не находят копоти.
– Разве какие-то букашки могут дать столько света? Ведь здесь вокруг – настоящие джунгли, – недоумевал Нихиль.
– Кристаллы усиливают свет, – ответила Элиза. – Эти растения забыли солнечный год, они цветут и плодоносят одновременно. Им не так важен свет, как любовь, которую дают люди…
– Вот так так… Значит, здесь могут жить люди?
– Этот маленький мир создан подобно нашей планете. Он дышит, живет и рождает живое.
– Так это золотое яичко можно установить и в Каракумах, и на Таймыре? И яблоньки зацветут даже на Марсе?
– Все, что нужно для существования подземного сада, – это плотная оболочка и изоляция от внешнего мира, – добавила Элиза.
– Я не верю в эти россказни, – внезапно насупился Нихиль.
Они дошли до маленькой башни с хрустальной крышей. Внутри, на алтаре из граненого стекла, лежал кусок обыкновенного льда, и вода, омывая лед, по капле стекала в резервуар, дающий начало ручью.
– Русло ручья проложено в форме сердца, омывая сад, он действует как дополнительный генератор силы, – объяснила девушка.
Мельком взглянув на Элизу, Ксаверий понял, что своей пространной экскурсией она пытается отвлечь и усыпить Нихиля, и действительно, едва тот отвернулся, она достала из кармашка платья маленькую золотистую дудочку и зажала ее в руке.
– А что у вас там? – дотошно выспрашивал Нихиль, показывая на кристалл.
– Там лед, простой лед, – с деланым равнодушием ответила Элиза.
– Не темни, девушка, говори все. Что это за камень? Алмаз или аметист? Считаю до трех и спускаю курок, – и Нихиль впился в затылок Ксаверия вороненым клювом маузера.
– Это лед, но… нетающий лед, – обреченно ответила Элиза.
– Ах вот за что ему такие почести! Камень Жизни? – Нихиль склонился над нетающим кристаллом, разглядывая дымчатые капли на его поверхности. – А это, наверное, Вода Воскрешения ! – осклабился он. – В НКВД тоже не лаптем щи хлебают. Мы, может быть, тоже алхимические трактаты почитываем…
Он жадно слизнул маслянистые капли с поверхности камня и отер синеватые губы:
– Порядок… Лет пятьдесят бурной молодости мне обеспечено! Теперь я в точности Вечный Жид! А всего-то и надо, что вовремя испить из копытца! Вот что, Ксаверий Максимович! С этого момента я отменяю все ваши передвижения без моего участия.
– Это арест?
– Да, если так можно назвать пребывание в райских кущах , – Нихиль окинул взглядом цветущие азалии, виноград, сбрызнутые алым румянцем яблоки, огуречные лианы и жемчужные лилии в пруду у водопада. – Более того, – продолжил он, – я объявляю этот аквариум собственностью Советского Союза. Объект подлежит эвакуации в качестве репарации за причиненный нацистами ущерб, нанесенный всем народам СССР! Вы, Гурехин, остаетесь здесь и с этой минуты пишите подробную опись и схему объекта для его дальнейшей эвакуации.
– Я сделаю это лишь при одном условии: вы не причините вреда Элизе.
– Даже больше того! – обрадовался Нихиль. – В присутствии этого юного создания мы заключим договор: вы в рекордные сроки демонтируете биосферу и оформляете все в лучшем виде, а я отпускаю вас обоих на все четыре стороны. Так что не отлынивайте, Гурехин, вы кузнец собственного счастья! Молотобоец! – Нихиль попытался надуть тощенький бицепс.
– Так вы обещаете? – всплеснула ладонями Элиза. Казалось, она была готова расцеловать своего палача.
– Слово советского офицера, – козырнул Нихиль.
На самом деле, он не собирался связывать себя никакими клятвами и обещаниями. Его внутренний закон позволял ему давать любую ложную клятву или свидетельство перед двуногими скотами , как бы они ни пыжились, надеясь захомутать его обетами и воззваниями к совести, которой он был лишен в силу чисто биологических причин.
– Но вы не сможете извлечь биосферу, не разрушив замок! – воскликнула Элиза.
– Так или иначе, гражданочка Сандивогиус, мы вынуждены… И без взрыва не обойтись! Сами понимаете, замок Альтайн переходит под протекторат союзников, и если партия прикажет… Возвращайтесь-ка лучше в свои апартаменты и пакуйте чемоданчики, чтобы было, что на первых порах нести в скупку.
Вечером 30 апреля в мезонине замка Альтайн шли торопливые сборы. Приказ о срочной эвакуации застал Женьку врасплох. Поглядывая на золоченые каминные часы, она спешно увязывала ковры, паковала тюки с бельем и коробки со столовым фарфором. Этот хищный инстинкт проснулся в ней внезапно, словно бешенство какое нашло на суровую разведчицу Евгению Шматкову.
– На постелях-то кружево голландское! Жаль в чемодан не влезет, – бормотала она, с треском отрывая ажурные полосы.
– Оставь, Женюра, тебе это кружево, как нашему комдиву метла, – образумливал Женьку Харитон.
– Тогда картину возьму, вот эту со змеюкой, – не унималась Женька, – в хате вместо ковра повешу.
Харитон вслед за Женькой посмотрел на старинную картину: под сенью яблонь и пальм бродили добрые звери и по-человечьи улыбались Харитону. Улыбались румяные яблоки на ветвях и сама Ева. Улыбалось задумчивое, туманное, точно спросонья, лицо Адама.
– Э, куда хватила. Это же рай! – осадил он Женьку.
– Рай-то он рай, да в нем змеюка хозяйничает!
Меж ветвей яблони и впрямь выглядывал черный человек со змеиным туловом и длинным чешуйчатым хвостом.