Оранжевая принцесса. Загадка Юлии Тимошенко
Шрифт:
Отцом «Газпрома» был министр газовой промышленности СССР Виктор Черномырдин. Он раньше других почувствовал надвигающуюся угрозу своей отрасли и еще при Горбачеве «в порядке эксперимента» переименовал министерство в государственный концерн. При Ельцине монстра, как и положено, приватизировали, а Черномырдин ушел на пост председателя правительства, оставив наследником своего бывшего заместителя еще с министерских времен Рема Вяхирева. С тех пор Вяхирев рулил «Газпромом» самовластно, не считаясь ни с кем, кроме Ельцина, которого, презирая в душе, он все-таки побаивался.
Уже в 31 год ставший директором нефтеперерабатывающего завода, Вяхирев привык быть начальником. Люди, имевшие с ним дело, рассказывают о его грубости, самоуверенности, полном отсутствии пиетета к вышестоящему начальству. Среди своих он часто говорил о глупости всех правительств, которые ему приходилось наблюдать. К министрам предпочитал не ходить. На деловых переговорах старался подавить собеседника собственным величием. Низкорослый, надутый, с живыми, бегающими глазками, Рем Иванович был бы комичен, если бы не громадные средства, которыми он распоряжался. Если бы не сила характера. Если бы не власть, которую он излучал всеми фибрами своей начальственной души.
Врагами Вяхирева были российские реформаторы и международные финансовые организации. И те, и другие требовали демонополизации газового рынка, то есть расчленения его любимого детища. Премьер-министр Черномырдин помог выстроить жесткую оборону. Такого количества указов и постановлений, ограничивающих торговлю акциями, не было ни в одном российском акционерном обществе. Ну, а контрольный госпакет акций оставался в управлении лично у Вяхирева.
Вяхирев считал себя государственником и патриотом. Газовиков — редкими трудягами в спившейся и проворовавшейся стране, эдакой высшей кастой, собранной под его началом, чтобы наполнять бюджет живыми деньгами, не дать загнуться отечественным заводам и замерзнуть — населению. Любого, кто посягал на его священную трубу, по которой газ перекачивался в Европу, он причислял к ворам: «Всегда есть жулики, — говорил он, — которые хотят на халяву отправить российский газ в Париж или в Ниццу».
Внутри страны он был вынужден торговать газом по заниженным ценам. В СНГ — играть во внешнеполитические игры Кремля, шантажируя слишком самостоятельных российских сателлитов, но в конце концов отдавая им газ по бросовым ценам. Отыграться он мог лишь в Европе. Рем Иванович планомерно подсаживал на иглу российского газа европейские экономики, прежде всего немецкую. Впрочем, это тоже было частью государственной стратегии. Демократическая Европа должна была финансировать все всплески имперских амбиций России — от войны со свободой слова до войны в Чечне.
К Украине, через которую «Газпром» перегонял на Запад две трети своего газа, у Вяхирева было, мягко говоря, непростое отношение.
Украинскую независимость он, как и большинство россиян, считал историческим нонсенсом и происками американцев. Кроме того, Вяхирев прекрасно помнил, как в его министерские годы строился стратегический газопровод Уренгой — Помары — Ужгород — Западная Европа. В ответ на введение военного положения в Польше Рейган объявил о серии санкций против СССР, в первую очередь — о прекращении поставок нефтегазового оборудования, что должно было сорвать завершение главной стройки страны. Блокаду удалось частично прорвать, договорившись с Западной Германией о поставках труб в рамках контракта «газ — трубы». Но прокладывать газопровод пришлось своими силами, привлекая десятки тысяч комсомольцев, бесплатный, но бестолковый труд подневольных солдат и заключенных, вкладывая в него миллиарды бюджетных рублей.
Построили его не просто на энтузиазме — на геройстве и самоотверженности. В 1986 году Рем Вяхирев вместе с Черномырдиным открывал выставку в Историческом музее на Красной площади в Москве, посвященную последней великой стройке социализма. Россия была наследницей СССР, значит, и эта добытая потом и кровью советского народа труба являлась частью полученного наследства. Труба была «наша», российская — тогда при чем здесь Украина с ее анекдотической независимостью? Украинцев, посягнувших на его трубу, Вяхирев считал наглыми ворами.
И все-таки выхода не было. Хотя киевские чиновники казались всесильному хозяину «Газпрома» болванами еще более безнадежными, чем свои, московские, с ними приходилось договариваться.
С другой стороны, любой посредник, любая граница, любой перевалочный пункт на пути «голубого золота» давал отличную возможность подзаработать и самим трудягам-газовикам. Не могли же они вкалывать в поте лица за просто так — в то время как другие обогащаются за их счет? И тут Рем Иванович с застарелой ненавистью опять вспоминал «халявщиков», Париж и Ниццу.
Руководители государственного концерна создавали частные фирмы-посредники, которые, получая за бесценок газпромовский газ, становились центральными игроками на рынке СНГ и за его пределами. Контрольные пакеты акций этих фирм газпромовское начальство, делясь с начальством кремлевским, распределяло между собой, а в их руководящие кресла рассаживало своих родственников или верных людей. Другие фирмы, созданные по той же схеме, становились партнерами и подрядчиками «Газпрома». Вся эта разветвленная система функционировала не хуже магистральных газопроводов: ежегодно по ней прокачивались многомиллиардные суммы. Вяхирев, Черномырдин и прочие отцы «Газпрома» накопили к рубежу веков фантастические даже по российским меркам состояния. Однако шальные миллиарды оказались ловушкой. Когда Путин со своей гэбэшной командой начал передел собственности в стране, заработанные при Ельцине деньги стали отличным средством шантажа, и старая гвардия «Газпрома» вынуждена была безропотно отдать и контроль над концерном, и значительную часть личных капиталов.
На официальном уровне Москва и Киев не могли договориться о взаимных расчетах за газ. Поэтому к середине 90-х на границе Украины и России встали частные газотрейдеры, чей бизнес по сути ничем не отличался от бизнеса КУБа. Газ приобретался у «Газпрома», передавался украинским предприятиям в обмен на их продукцию, продукция уходила за границу. Учитывая, что за российский газ также платили не деньгами, а товарами, трейдеры снимали тройной навар: продукция бралась у предприятий по бросовым ценам, отдавалась россиянам за газ втридорога (за откаты российским чиновникам и газовым магнатам), а излишки экспортировались по мировым ценам и за твердую валюту. Рентабельность такого бизнеса достигала сотен процентов, а промышленные предприятия фактически становились полностью зависимыми от поставщиков газа.
По оценкам специалистов, 65–70 % газового рынка в Украине находилось в те годы в густой тени.
Самыми сильными украинскими газотрейдерами до прихода Лазаренко к власти были структуры молодого украинского олигарха Игоря Бакая — «Республика» и «Интергаз». Именно Бакаю принадлежит афоризм: «Все зажиточные люди в Украине сделали свой капитал на русском газе». Определение «зажиточные» объясняется лишь скромностью олигарха. Цена рынка исчислялась миллиардами долларов.
Идея привыкших к днепропетровским масштабам Павла Лазаренко и Юлии Тимошенко была элементарно проста. Они решили монополизировать рынок. Собственно, в расчете на это и были созданы ЕЭСУ — корпорации предназначалась роль главного, а если удастся, то и единственного диспетчера русского газа в Украине.