Орда I

Берник Александр

В корыте еда оказалась да питьё горячее.

– Ух ты, – нарочито весело вскрикнула рыжая, тем не менее с опаской стены оглядывая той стороны конуры откуда корыто выплыло, но никаких щелей там не обнаружив продолжила, – по крайней мере хоть кормить будут и то хорошо.

– А гадить куда будем опосля этого? – задалась вопросом ведунья белобрысая, ушибленную голову двумя руками почёсывая.

– Понятия не имею. А ты видишь где-то лохань отхожую?

– Опять в говне плавать, – обречённо подытожила Апити, отламывая крыло птицы жареной на ужин поданный.

– Не

знаю – не ведаю, – продолжила озираться Райс, насторожено, – может опосля кормёжки и лохань всплывёт.

– Вряд ли, – осекла её подруга, продолжая уплетать за обе щёки еду приплывшую, – но поживём – увидим. Чай, не вечер ещё.

– Ну что за жизнь у царской дочери? – с драматичной наигранностью проговорила рыжая, ножку птицы отламывая да в рот заталкивая, – а давай, как поедим, в корыто им навалим доверху.

Девки рассмеялись в звонкий голос, потешаясь над задуманной шалостью, но это было их последнее веселие беззаботное…

Опосля того как они поужинали да развалились по своим лежакам тихо переговариваясь, а в щелях потолка бревенчатого свет померк будто солнце за облачко спряталось, под водой показалось сияние непонятное. Райс пригляделась да сквозь рябь воды увидела, как через стену, что напротив была и куда девы лежали лицами, голубой шар просачивается, размером примерно с голову.

Вода изнутри засветилась красочно переливаясь блёстками да преломляясь рябью поверхности. Она лишь успела отметить про себя, что это сильно напоминает шаровую молнию, как шар вспыхнул голубым пламенем, блеснул грозовыми молниями и по всему телу боль хлестнула, до сей поры невиданная. Да такая нестерпимая, что аж искры из глаз и глаза на лоб. Затрясло трясучкой до судорог да сковало так, что даже пискнуть была не в состоянии. Да какой там пискнуть, как дышать позабыла к едреней матери.

Кутырка не помнила сколько времени продолжалось это издевательство только когда начала приходить в себя, то осознала несчастная, что до этого в глазах темно было и они как бы постепенно проясняются. Сумрак ночи в глазах светлел, постепенно обрисовывая контуры. Райс в перепуге жутком заметалась в своём пристанище, оглядывалась в разные стороны. Шара нигде видно не было. И корыто что до этого плавало, не прогладывалось.

– Что это было такое? – завопила она что было мочи, ни пойми у кого спрашивая. Но ей никто с ответом не сподобился.

– Апити! – вновь заорала рыжая, кидаясь к нише со-страдалицы.

Подруга была без сознания, кулём пустым плавая с глазами закрытыми. Райс даже изначально подумала, что ведунья белобрысая умерла совсем, бросив её дочь царскую на погибель одинокую. Но начав трясти, да нахлестав по щекам от души да ярости переполняющей, подруга очухалась, и глотая воздух словно рыба на берег брошенная, принялась беззвучно о стену биться да потолок руками–ногами мутузить, отбиваясь от врага невидимого. Райс еле её успокоила.

Когда уж совсем стемнело в их водяной норе пыточной обе горемыки в обнимку лежали да тихо плакали, не уразумев, как ни пытались, что произошло с ними да что это было такое непонятное.

Провалялись в обнимку всю ночь, так и не сомкнув глаз зарёванных. Утром подали завтрак всё в том же корыте таинственном только добела выскобленном. Есть не хотелось вовсе как отрезало. Райс лишь попила чего-то безвкусного, а подруга даже к питью не притронулась.

– Слушай, – шепнула Райс задумчиво, – а куда корыто делось вечером?

– Да леший [23] его знает, – отвечала подруга вполголоса, – когда эта хрень просочилось, корыто ещё плавало.

– А почему не шёпотом? – насторожилась Райс, переходя тоже на шёпот да по сторонам зыркая.

– Та дрянь появилась в аккурат опосля того, как мы поели давеча.

– Ты думаешь…

Они замолчали и синхронно скосили глаза вглубь водную как раз в то место, откуда вечером выползала шаровая молния, как это определила Райс своим повелением. Томительное напряжение длилось долго почитай нескончаемо.

– А может больше не будет? – с ноткой надежды зашептала рыжая, больше вкладывая в слова мольбу, чем предположение.

– А что будет? – тут же подвергла сомнению надежды царские, подруга белобрысая.

Райс ничего не ответила этой безнадёге «упаднической», а та и не ждала ответа, понимая видимо, что ответ им не ведом в одинаковой степени.

Яркий шар голубоватого свечения выползал из стены медленно. Будто издевался над кутырками психованными. Пока он выполз наружу полностью, девки успели до синяков на ногах на брыкаться, до осипших глоток навизжаться. Райс даже в лихорадке метаний неосознанных свою мокрую рубаху скомкала да швырнула в эту сволочь светящуюся, вот только толку от этого никакого не было.

Шар сверкнул внутри грозовыми разрядами и по всей спине девичьей будто оголённый нерв вдоль хребта кто хватил крапивой жгучею, заставляя её дугой выгнуться. Эта «боль зубная» в позвоночнике ни так долго девку мучила. Как удар плетью резанула со всей дури колдовской немереной, а затем отпускала медленно, как бы остывая со временем.

Не успела ярица осознать это явление, как второй удар нервной плетью хлестнул через ягодицу правую в ногу на всю длину до самых пальчиков. Райс попыталась расслабить мышцы, хватаясь руками за ляжку ошпаренную, где внутри бежала молния, прошивая болью пронимая до косточек. Она уже не кричала как давеча, а стиснув зубы рычала зверем раненым, приходя из состояния страха в ярость необузданную.

Боль опять начала стихать, но, не дав отдышаться как следует, воспалённым нервом врезало точно так же по другой ноге. Затем была «боль зубная» в обеих руках по очереди. Плечи вырвала, груди скрючила. По спине прошлась да меж ногами по безобразничала, а потом и до головы добралась.

Зубы прострелили одним разом во всей челюсти, от чего у девы случилось помутнение рассудка временное и в какой-то момент она из реальности выпала, ничего не ощущая более да ни владея мыслями. Сколько продолжалось это избиение Райс не помнила, но ей показалось это вечностью…