Орда II
Шрифт:
Наклонившись, натягивая обувку кожаную, заметил, что все три наездницы на наклон его отреагировали, так же показательно медленно сделав пару шагов к отступлению, разрывая тем самым дистанцию.
Когда же Кайсай выпрямился, притаптывая сапоги в песок, то сразу развёл руки в стороны в знак своей безобидности, так как от него по обе стороны смотрели берднику в глаза две стрелы боевые, готовые в один миг выбить оба глаза вместе с жизнью только начатой.
Старшая же, положив персты пред собой да наклонив голову, чему-то ехидно
– Кто такие? – спросила она усталым с хрипотцой голосом, не прекратив кривить губками да уставившись в упор на рыжего.
Голос её был тих и нежен, словно цвет полевой трепетный, но вместе с тем величавый и до презрения снисходительный.
– Идём на Поле Дикое в орду наниматься для похода дальнего, – ответил Кайсай с достоинством.
Он опустил руки поднятые, достал из-за спины косу длинную, неспешно стал выжимать её, делая это нарочито медленно, чтоб не спровоцировать выстрела, вместе с тем девам показывая свои самые мирные намерения.
«Золотая», увидев его косу рыжую толстенную по самую задницу да оценив для девки привычные, но не для мужчины действия по её обхаживанию, улыбнулась вполне естественно, обмякла личиком, да и голосом. В глазах любопытство вспыхнуло.
– Ты, чей будешь такой красивый? – спросила она интерес выказывая.
– Так ни чей пока краса девица. Сирота я по жизни безрадостной, отца-матери ни имеющий да никем не прибран к рукам. Коль за меня пойдёшь, так твоим буду пожизненно.
Горделивая дева будто не слышала.
– С каких краёв я спрашиваю, сирота языкастая?
Кайсай обернулся на товарища и по его виду понял окончательно, что на все вопросы каверзные отвечать придётся лишь ему бедному, так как белобрысый, кажется, обмочился с перепуга великого, хотя возможно штаны промокли и от тела влажного не обтёртого, но по выражению его лица бледного, точно обмочился как минимум.
Этих боевых дев-воительниц всякий назвал по-разному. Кто-то звал их поляницами из-за того, что ночёвки ставили на лесных полянах в глуши да словно волчьи семьи дикие на одном и том же месте дважды не обустраивались.
Девки местных поселений вокруг, что пищат да в тайне грезят о них как о мечте своей самой несбыточной, с восхищеньем зовут златовласками да все как одна с малолетства самого хотят быть на них похожими.
А мужики хоть боевые, хоть мирные поголовно обзывают ругательно. Кто просто убийцами, кто «муже резками», кто людоедками да «сучьим потрахом», кто ещё как, но ни одного слова доброго об этих девах от мужиков не слышали. Все только со страхом, с ненавистью. Нагнали эти «яйце резки» жути вокруг на породу молодецкую, ни дать, ни взять, ни сподобиться.
Кайсай знал по сказам дедовым, что сами они себя не звали никак из того, что люди навыдумывали, а кликали друг дружку сёстрами.
Судя по лицу Кулика обалдевшего, тот вообще всё забыл, кажется. Стоит, рот раскрыл, глазами хлопает. Даже штаны до сих пор завязать за всё время так и не удосужился, на весу держит как замороженный.
Посмотрел рыжий на белобрысого да понял, что придётся врать самому, что вспомнится, ибо мало знал о селении, откуда путь держал в орду касакскую:
– В трёх днях пути от места этого, – начал отдуваться бердник за обоих путников, – с речки Блошки мы. С поселения, где Гаруда большаком числится. Шли в ближайшую орду касакскую да задержали в переходе дела важные. Вот теперь нагоняем, коль получится.
Старшая изобразила лицо задумчивое, толи вспоминая, толи о чём думая и при этом, не спуская с говорящего глаз своих, сверкающих зеленью. Сделала руками движение еле заметное, с первого взгляда абсурдно неуместное, но обе её сестрицы абсолютно слажено опустили луки натянутые.
– И давно здесь купаетесь, молодцы? – продолжила допрос золотая красавица, плавно убрав улыбку с лица красивого, сотворив на нём эталон надменности.
– Да почитай только подъехали. Вот решили пыль сполоснуть да брод поискать, коль получится.
– Здесь брода нет поблизости, – резко и на что-то озлобившись, ответила дева золотоволосая, противоположный берег оглядывая.
Кайсай, продолжая изображать из себя «простоту наивную», оглянулся в том же направлении да как бы оценивая ширину реки подытожил очевидное:
– Ну, значит, вплавь придётся с конём. Деваться некуда. Хотя вода холодная.
Посчитав, что вполне надёжно своим примерным поведением усыпил боевой дух дев воинственных, он в очередной раз нагнулся медленно. Поднял золотой пояс с оружием да одним неуловимым движением застегнул его на себе, выпрямившись, опосля чего даже выдохнул с облегчением.
Золотая дева на его наклон среагировала с опозданием, вскинув руки перед собой, но ни ничего не предприняла. Толи просто не успела, толи успевала, но одумалась. Слишком быстро получилась у него привычная операция. Дева руки как подняла для чего-то, да так и замерла хомячком напуганным, увидев пояс, блеснувший золотом не по возрасту воина опоясавший, изобразив на своём милом личике самое неподдельное удивление.
Как отреагировали остальные две Кайсай ни обратил внимания, лишь фиксируя боковым зрением их местоположение застывшее.
Золотая стекла с коня с грацией, подошла вплотную к берднику, по виду нисколько не страшась его. Рассматривая боевой обвес пристально, потянулась к золоту желая коснуться, но рука Кайсая слегка приподнятая предупредила её недвусмысленно, что делать этого не стоит без разрешения.
– Не почину на себя нацепил, босяк, – высокомерно заявила она укоризненно, на тихий распев слова растягивая, стоя почти вплотную к рыжему да задирая носик коротенький, хотя глаз от пояса не поднимая, продолжая изучать, – у кого украл?