Орда II

Берник Александр

В самом конце их перехода, недолгого опосля очередной стоянки с перекусами, толи само получилось, толи сознательно со стороны стервы золочёной было сделано, но обычный строй путешествия нарушился. Гроза Неба Чёрного со Звездой Летней Ночи, так звали дев её сопровождения, взяли Кулика в клещи в двух сторон да весело хохотали, впереди скача, видимо потеряв из вида Матёрую, а Кайсай с Золотцем чуть задержавшись оказались вместе, их преследуя.

– К вечеру доберёмся, – внезапно начала разговор золочёная, но при этом в голосе её что-то поменялось от прежнего.

– Уже? –

наигранно удивился Кайсай, даже не зная, что сказать в ответ, так как неловко себя почувствовал, оставшись наедине с этой обворожительной, но надменной сучкой, прости Троица.

– Признайся, Кайсай. Испугался, когда нас повстречал? – вдруг как-то запросто да почитай весело, с наивностью обычной девы заигрывающей, спросила она, мило улыбнувшись рыжему, при этом вполне нормально, по-человечески.

– Не то слово, – застенчиво улыбнулся рыжий в ответ, явно не ожидая такого поворота в их взаимоотношениях, – ты что думаешь, я просто так стирать штаны кинулся?

– Да ладно тебе, – по-девичьи застенчиво рассмеялась Золотце, – извини, по привычке вышло, не по злому умыслу.

– Да ладно тебе, – скопировал бердник, – не извиняйся. Нормально всё. Мы не в претензии.

Кайсай сначала не мог объяснить себе столь резкую перемену в этой стерве напыщенной, но предположил, что ей надоело ехать в одиночестве да что есть силы надувать себя от важности.

Золотце прекрасно по дороге слышала весёлый трёп за своей спиной, и ей наверняка хотелось принять в нём участие, но положение её статуса особого не давало Матёрой права морального опуститься до бытового уровня. И тут она, похоже, просто не выдержала. Ей захотелось обычного общения. Когда ещё в её жизни такое выпадет? Чтоб вот так без свидетелей побыть обычным человеком, а не тем, чем другим кажешься, хотя Кайсай тут же остерёг себя, кто эту «муже резку» знает, что у неё на уме каверзном.

Но по виду бердника внимательного, в ней боролись именно эти две крайности: предписанная недоступность для окружения в общении с людьми ниже своего уровня да девичье желание поболтать тет-а-тет с молодым да интересным красавцем писаным. По крайней мере, он был именно такого о себе мнения.

– Мы страшные, когда закуманены да в состоянии похода находимся, – призналась дева, смущаясь по-настоящему, что выдавал румянец на щеках вспыхнувший, – вот тогда лучше не подходи даже на вылет стрелы. И вас это тоже касается. Это я так, на будущее.

С этими словами она кивком головы указала на едущих впереди Кулика с поляницами, как бы давая понять собеседнику, что подобные панибратские отношения, превалирующие в данный момент, в будущем будут неприемлемы.

– Буду знать. Благодарствую за предупреждение, – ответил Кайсай, любуясь её точёным профилем.

Она небрежно подала знак рукой оглянувшейся деве сопровождения, мол давай вперёд, не притормаживай. Та молниеносно выполнила команду прибавив в скорости.

– А теперь мы такие же обычные, как и вы. И законы блюсти, в общем-то, не обязаны, – тут она повернулась, ему в глаза уставившись своими зелёными колдовскими болотами, затягивающими, словно трясина зыбучая да улыбнувшись, добавила неожиданно, – а ты ничего, воин. Мне понравился.

В её глазах блеснули искры не то от стыда за признание, не то от эйфории собственной смелости.

Она, не отводя глаз начала останавливаться, но неожиданно улыбнулась и рванула вперёд, оставив рыжего в полном недоумении. Кайсай встал как в копаный и ничего не мог поделать ни со своим сердцем бешеным, из груди выскакивающим, ни со своими мыслями, кучу малу устроившими, ни со своим телом предательским, крупным ознобом забившимся.

Воин не понимал, что происходит с ним. Почему эта дева так на него действует? Колдовство? Наваждение? Приворот ведьминый? Он опомнился, когда уже потерял из виду своих спутников, да пришпорив коня, рванул догонять отряд за бугром скрывшийся.

Догнав ведьму-красавицу, чуть ли не в любви признавшуюся, что продолжала отставать несколько от остальных путников, будто нарочно поджидая бердника, он, ища повод для разговора дальнейшего, ляпнул первое что пришло в голову, по большому счёту неся полную окалесицу:

– Лук у тебя хороший. Сразу видно руку мастера.

– Восемнадцать кусков разного дерева, – не без бахвальства поддержала разговор Матёрая, – таких больше нигде не делают.

– Ого, – восхитился рыжий наигранно и, бросив на деву взгляд растерянный, вновь спросил первое что в глаза бросилось:

– А откуда у вас такой цвет волос золотой? Вы что их действительно золотом натираете?

Дева расхохоталась, притом так заливисто да обворожительно естественно, что Кайсай в очередной раз затрясся от возбуждения да чуть не застонал от истомы нахлынувшей, да нормального для мужика желания немедленно завалить её тут же да сжать в объятиях.

– Нет, Кайсай, – весело ответила Золотце, видимо приняв решение быть раскованной и получать от этого удовольствие, сверкнув искрой своего мимолётного взгляда чарующего, – красим мы их. Мы все до единой крашенные.

– Это как? – так же естественно удивился Кайсай, подъезжая к Золотцу в плотную до касания.

– Травка тут в степи одна растёт секретная. Вот её собираем, отвар готовим да красим до позолочения.

И с этими словами, она, порывшись в перекидной суме достала небольшой мешочек кожаный. Развязала, понюхала содержимое да протянула его берднику. Тот осторожно взял мешок, тоже зачем-то понюхал содержимое, ощущая пряный аромат травы неведомой, хмыкнул да вернул хозяйке, давая понять, что просить не станет себя перекрашивать. Ему и свой цвет нравится.

– А можно ещё спросить? – поинтересовался рыжий осторожничая.

– Спрашивай. Я сегодня добрая.

– А это, правда, что обладательница узора чёрного жизнь отобрать может запросто?

Весёлость с лица Золотца, как ветром сдуло порывистым.

– Это тебе тоже еги-баба поведала?

– Нет, – не стал врать воин, – это мне мой наставник рассказывал, а у еги-бабы он не чёрный, а серый такой, пепельный, примерно, как у тебя и она, по её словам, такого не может. Пуп, говорила у неё развяжется.