Орда II
Шрифт:
– Девы, вы б научили воина косу плести, а то ведь не понять по плетению, толь девка «навыдане», толь «взаперти» сидит.
Шутку по достоинству оценили все зрители, заливаясь звонким смехом раскатистым. Все, кроме Кайсая, естественно, что хитро прищурился, соображая с чего бы такой важной особе, почитай божественной, играться с ним в зубоскальство народное. Не смеялась и Золотце на пару с ним. Той не только весело не было, но и с лица вся спала, побледнев, настороженно сверля спину молодого бердника. Она очень боялась, что этот урод безголовый от рождения за ответным словом в карман не полезет,
– Нет, – взмолился рыжий, чуть не плача да придурковато ладони к щекам прикладывая, – прошу тебя, Матерь, всё что угодно только не делай этого, а то ведь чего дурного и от меня поимеют, упаси Троица. Того и гляди начнут ни с того ни с сего свои пряди золотом крашенные в две косы плести вместо одной, по обычаю. [3]
На этот раз взревела мужская половина зрителей, да самым громким хохотом оказался голос атамана верховного, стоящего рядом с Матерью. «Муже резки» только растянули улыбки надменные, мол «ну, ну поговори ещё, а потом уж мы, без свидетелей». Золотой бабе, похоже, «ответка» понравилась. Она явно сдерживала себя из последних сил, чтоб не захохотать вместе со всем окружением. При этом её глаза быстро бегали по лицу бердника, толи что-то ища на нём, толи ещё по какой причине, не ведомо.
– Ну что, Матерь, – сквозь смех взревел атаман прослезившийся, – знай наших. Ишь, какое пополнение подрастает. Обзавидуешься.
– Только я никак не пойму, – перебила царица степей его ликование, – вроде мальчик с виду не глупый, а страх потерял, словно дурачина полная. Тебя как кличут, покойничек?
– Я бердник Кайсай, Царица Народа нашего.
Он учтиво наклонил голову, убрав косу за спину. Она продолжала разглядывать его лицо спокойное, будто старалась запомнить, как следует, а потом, уставившись в глаза своей синевой немигающей, спросила уже тихо да жёстко без всякого веселия:
– Кайсай, ты кто: дурак или бессмертным по жизни считаешься?
– Я ни то и не другое, Матерь. Я – знающий, – тут же без паузы парировал бердник вопрос оскорбительный.
– Знающий? – удивилась золотая баба, сделавшись заинтересованной и всем видом давая понять, что ждёт прояснения.
– Я знаю то, – начал молодой бердник серьёзным, негромким голосом, чтоб могли слышать лишь те, кто стоял рядом в окружении, бросив всякое шутовство да дурачество, – что пока не сыграли поход да сёстры не закуманились, все они девы обычные. Такие же, как все мы смертные. Только они обворожительно красивы, умны да соблазнительно прелестны в своём создании. Ради таких, горы воротить хочется, реки запруживать да таскать к их ногам звёзды с неба далёкого, – он сделал паузу, вглядываясь в некогда лицо красивое, но пожухлое нещадным временем, оставив не тронутыми лишь глаза лазоревые, блестевшие игривой непосредственностью, – а вот как поход сыграют, и вы придёте в единение, так я первый побегу прятаться. В землю зарываться. Только б на глаза ваши прекрасные не попасть нечаянно.
Кайсай вновь учтиво наклонил голову. Судя по лику царицы да от гордости светящимся лицами дев-воительниц, что маячили за её спиной, да и, судя по глазам воинов, стоявших за спиной атамана верховного, на всех, кто услышал сказанное, речь молодца произвела впечатление. Всю торжественность испортила Золотце:
– Ничего, рыжий. Хоть заживо захоронись. Я тебя из-под земли выкопаю. Я тебе скорей устрою косы в два ряда.
И вновь прокатилась волна смеха лёгкого, ну и как полагается, Кайсай в долгу не остался естественно:
– Угу. Только смотри не повреди себе чего цельного, когда, стоя на карачках до меня будешь докапываться.
И под очередной грохот хохота, он изящно прогнул спину гибкую, пятую точку выпячивая. Матерь на этот раз тоже рассмеялась весело, но тут же резко выкинула руку поднятую, в сторону Золотца, видимо пресекая что-то из-ряда-вон выходящее, от боевой расписанной колдуньи:
– Ну, хватит, Золотце, успокойся уже, – а затем обратилась к рыжему, – так ты, чей будешь, молодец да откуда пришёл в гадюшник этот, что ордой себя кликает?
– Сирота я, царица. Отца матери не ведаю, а пришёл я сюда дедом посланный.
И с этими словами он вынул из пояса сверкающую золотую бляшку да протянул её на ладони атаману верховному.
– Дед велел передать, что зарок выполнен да что посылает меня заменой, как договаривались.
– Дед? – почему-то, вместо атамана удивилась Царица Степей, выхватывая из его рук бляшку с узорами да в рисунок пристально всматриваясь, после чего взглянула на Кайсая каким-то странным, не присущим грозной владычице, а буквально материнским взглядом ласковым да произнесла почти шёпотом, – так ты…
Но тут влез атаман, отбирая у неё золотую безделушку узорную.
– Так этот старый пьяница да развратник жив ещё?
– Когда чуть больше двух седмиц дом покидал, живее всех живых меня гнал да выпихивал, – недоумевая, проговорил Кайсай, ожидая несколько иной реакции от атамана верховного, помня рассказы деда об их отношениях с Агаром товарищем, в былые годы по молодости.
Но атаман не дал ему возможности сконфузиться. Он улыбнулся, хлопнул по плечу рыжего да объявил признание:
– Ладушки, Кайсай, к столу идём. Нынче будешь моим гостем почитаемым.
Рыжий подался вперёд, как вдруг встрепенулся да проговорил сконфужено:
– Атаман прости, но я не один. Со мной молодой берсерк. Он товарищ мой.
– Берсерк?! – чуть ли не в голос один, атаман с Матерью вскрикнули. Это было так нежданно, что Кайсай даже вздрогнул от неожиданности.
Бедный Кулик всё это время в тени прятавшийся, выглянул из-за коня бердника, опустив голову да покраснел, как девка при виде «великих мира сего».
Матерь неожиданно сверкнула глазами восхищёнными, да резко отодвинув рукой рыжего, кинулась Кулика со всех сторон рассматривать, крутя его как куклу да приговаривая: «Дайте-ка мне на тебя взглянуть», а когда рассмотрела, то на колени рухнула да закатилась в истерике, давясь смехом неистовым да с закатами дыхания, выдавливая из себя лишь жалкие «Ой, не могу! Личинка! Настоящая!». Смеялась она одна. Все остальные в состоянии оторопи, ничего не понимая, растерянно на царицу таращились.
– Да хватит тебе, Райс! – как-то странно смущаясь попытался остановить её Агар Непобедимый, тоже чему-то улыбаясь застенчиво, – да дайте ей кто-нибудь воды, а то ведь не откачаем особу царскую.