Орден последней надежды. Тетралогия
Шрифт:
– Здравствуйте, отец Менар, – почтительно наклоняю я голову и тут же сворачиваю вправо.
Ноги сами несут меня к гостевым кельям.
Еще через час, умывшись и приведя одежду и обувь в порядок, я наконец-то растягиваюсь на постели. И пусть здесь прохладно, а матрац и одеяло тонкие, как лист бумаги, зато я могу расслабиться. Я – дома, в самом безопасном для меня месте в мире.
Пытаюсь заснуть, но в голову лезут мысли, которые я отгонял от себя всю дорогу. Наставник прекрасно понял, что я не вложил душу в последнее задание. Что, неужели раньше было легко? Да ничуть. И если в прошлом году я не успел предупредить короля Франции о заговоре, то тогда отец Бартимеус хотя бы знал, что я сделал все, что только мог, и даже то, чего не мог.
А сейчас… Что толку скрывать, я должен был попытаться проникнуть в Лондон и хотя бы попробовать что-то предпринять. Взамен этого я отступил, неубедительно прикрывшись объявленной на меня охотой. Да и что за сведения я доставил на этот раз, смех один! То, что в ордене завелся предатель, наверняка секрет Полишинеля, не могут же корабли францисканцев случайно пропадать раз за разом. У убитого барона-розенкрейцера была при себе эмблема тамплиеров? Это любопытно, но тоже ничего не доказывает. И что самое неприятное для наставника – герцог Карл Орлеанский жив, здоров и прекрасно себя чувствует, несмотря на прямой приказ короля Франции! И ради чего, спрашивается, погибла целая группа опытных воинов? Господин аббат, скорее всего, на захочет меня видеть, ведь я вернулся живым и здоровым, а цель миссии так и не выполнена.
Мне стыдно, что я выполнил свою работу спустя рукава, еще хуже то, что наставник тоже понял это. И в то же время я рад, что отец Жанны остался жив. Пусть уж лучше он находится в Англии, по крайней мере, там его жизни не угрожает опасность. Да, я здорово запутался, похоже, убийце противопоказана любовь. Странно, как мы меняемся со временем. Всю жизнь я считал, что благо государства гораздо важнее, чем жизнь одного человека, и лишь полюбив, впервые задумался о правах граждан. Стоит ли счастье многих смерти одного? Теперь я в этом не уверен. Стоит ли счастье Жанны смерти многих? Боюсь, ныне я склоняюсь ко второй позиции.
Аббат и впрямь так и не вызвал меня к себе, зато мы несколько раз беседовали с наставником о гасконце. Отец Бартимеус настойчиво требовал припомнить любые имена и события, о коих упоминал сьер Габриэль за время нашего знакомства, я честно напрягал память, выжимая ее досуха. Боюсь, добыли мы немного.
В один из дней я сам попросился на прием к наставнику.
– Я тут подумал немного, падре, – начинаю я, – и понял, что все наши громкие победы, вроде снятия осады с Орлеана, коронации Карла VII и освобождения сорока городов – все они не имеют никакого значения!
Приподняв брови, отец Бартимеус сдвигает бумаги в сторону, скрипит спинка жесткого стула, принимая на себя тяжесть пусть немолодого, но еще сильного тела. В глазах наставника разгораются странные огоньки.
– Объясни, – предлагает он.
Четко, скупо, чуть ли не по-спартански я излагаю свои мысли по поводу финансирования войны.
– Сто лет назад, – говорю я, – Франция была неизмеримо сильнее, чем сегодня. Здоровая экономика, еще не разрушенная войной, огромное свежее войско, самое сильное в Европе. Народ горой стоял за законного государя, и ни пяди страны не было оккупировано. Мы даже могли позволить себе крестовые походы против врагов христианской веры, и что с того? Нас бросили на колени. Сколько бы раз за прошедшее столетие мы ни отбрасывали врага, британцы неизменно набирали новые войска и возвращались.
Набрав воздуха в грудь, я продолжаю:
– Все дело в том, что английские короли черпают деньги из щедрого, поистине неисчерпаемого источника. И началось все сто лет назад, с английского короля Эдуарда III, которому не позволили занять трон Франции. На полученные неизвестно откуда деньги он нанял постоянную армию, отстроил флот и отлил пушки, а после начал с нами войну. Из полного захолустья Британия в считаные годы превратилась в самую сильную европейскую державу. Осмотритесь вокруг, прошло сто лет, а английское королевство по-прежнему остается единственной христианской страной с постоянным наемным войском. Что, остальные государи не понимают выгод подобной армии? Еще как понимают, просто у них недостает денег!
Понизив голос, я доверительно добавляю:
– Я был в Англии, я видел все собственными глазами. Герцог Глочестер, лорд-протектор Британии, на давит вилланов налогами, они вполне довольны жизнью. Откуда же берутся деньги на войну? Не из воздуха же они поступают.
Наставник молча кивает в такт словам, его подбородок лежит на сцепленных пальцах, глаза не отпускают мое лицо.
– Поэтому все наши успехи – временные! – заканчиваю я мысль. – Вскоре англичане соберут новое войско, в десять раз сильнее прежнего, отвоюют обратно Орлеан, коронуют малолетнего Генриха на французский трон. Что им с того, что Реймс в наших руках? Отберут обратно, а то и вовсе заявят, что отныне венчание на царство будет происходить в Париже, по новому обычаю. Мол, в соединенном англофранцузском королевстве все будет иначе, чем было при прежних королях-самозванцах.
Несколько минут наставник молчит. В дверь просовывает голову его личный секретарь, но наставник дергает плечом, и тот догадливо исчезает.
– И как же быть? – с интересом спрашивает отец Бартимеус, и я понимаю, что все-таки сумел его убедить!
– Нам надо найти тех, от кого английские короли получают деньги! – твердо заявляю я.
– Постой, не части, – выставляет вперед ладонь отец Бартимеус. – Ты, помнится, что-то там говорил про орден розенкрейцеров, не так ли?
– Да, – соглашаюсь я. – Но как розенкрейцеры добывают такую уймищу денег, вот в чем вопрос! Поставим его по-другому: кто передает деньги английским королям через Орден Золотых Розенкрейцеров?
– Ну, допустим, ты это узнаешь, и что дальше?
– А дальше – уже дело привычное, – говорю я равнодушно. – Убийства, пожары, взрывы. Все что угодно, лишь бы оставить англичан без денег на войну. Тогда и только тогда британцы потерпят поражение!
– Ты не пришел бы ко мне просто так, Робер, – мягко говорит наставник. – Похоже, ты знаешь, в чем тут дело.
– Мне кажется, я догадываюсь, – отвечаю я и без запинки выкладываю ему правдоподобную, на мой взгляд, версию: – Вы, конечно же, слышали про индульгенции?
– Наш орден не торгует отпущениями грехов, но я представляю, о чем ты говоришь, – улыбается отец Бартимеус.
– А вы хоть раз думали, какую уйму денег собирает Рим, а главное – на что они идут?
– Я в это не верю, – подумав, твердо заявляет отец Бартимеус. – Этого просто не может быть! Для чего, зачем престолу святого Петра давать деньги на войну против Франции?