Орден Святого Георгия
Шрифт:
Генерал, графиня и коротышка недоуменно переглянулись, и только у князя в глазах на мгновение мелькнуло что-то похожее не мысль. Он наверняка уже давно догадывался, что с Лазаревским кладбищем дело нечисто. Да и остальное вовсе не то, чем пытается казаться.
— Но, позвольте, князь. — Генерал помотал головой, будто отгоняя какие-то неправильные мысли. — Неужели вы хотите сказать?..
— Старик нам врет. И врал с самого начала. Оно вовсе не желает блага России. — Александр Владимирович мрачно усмехнулся. — И уж конечно же не желает блага мне или кому-то из вас.
— А
Удивительно, как крепко люди порой держатся за свои заблуждения. Ее сиятельство, пожалуй, скорее предпочла бы умереть, чем признаться себе самой, что с ней обошлись даже хуже, чем с профурсеткой из копеечного дома терпимости. Та хотя бы получала в награду за старания пару монеток.
— Его цели мне не известны. Боюсь, я вообще не способен понять, что может быть нужно подобному… существу. — Александр Владимирович так и не смог заставить себя произнести слово «человек». — Но все эти смерти, все эти ритуалы служат лишь ему одному. Для нас же уготована участь баранов, которых кормят, только чтобы однажды зарезать.
На этот раз никаких вопросов не последовало. Ни ругани, ни возражений — вообще ничего. Все четверо гостей притихли, будто их прямо сейчас могла подслушивать тайная полиция. То ли погрузились в собственные мысли, то ли просто застыли в тягостном мгновении, как мухи в патоке.
— Увы, судари и сударыня, мне попросту не позволили обратиться к его величеству. — Александр Владимирович продолжил говорить, хоть в этом уже и не было особого смысла. — Ни завтра, ни через месяц, ни, подозреваю, даже в октябре, когда мы… Впрочем, неважно. Уверен, вы и так понимаете это не хуже меня.
— Я молю бога, чтобы вы ошиблись. — Генерал опустил голову. — Или мы все виноваты перед страной и государем так, что это не искупить даже виселицей.
— Что вы собираетесь делать? У вас ведь есть план… Должен быть!
Графиня шагнула вперед и нагнулась, буквально вывалив Александру Владимировичу на стол свои женские прелести. Вряд ли всерьез пыталась соблазнить — время и место для этого явно были слишком уж неподходящие. Скорее просто от волнения начала делать то, что умела лучше всего.
— Я собираюсь признаться во всем. Сдаться жандармам и просить личной встречи с его величеством. Увы, другого выхода у нас больше не осталось. Он должен знать, что именно творилось в столице последние годы. — Александр Владимирович заметил, что коротышка уже готов взорваться, и чуть повысил голос. — Нет-нет, не подумайте — у меня и в мыслях нет донести на кого-то из вас! Клянусь честью, во всех бумагах и протоколах останется лишь мое имя.
— Глупость! Все это — несусветная глупость, слышите меня?! — Коротышка в сердцах швырнул смятую шляпу на пол. — Вы все равно не сможете… Не успеете сказать и слова! Помните, что случилось с Вяземским?!
— Такое трудно забыть. — Графиня отступила на пару шагов и съежилась, разом растеряв весь свой лоск. — Самое жуткое зрелище из всех, что я видела.
— Вот именно, ваше сиятельство. Вот именно! — ядовито прошипел коротышка и снова развернулся
— Может быть. — Александр Владимирович пожал плечами. — Но после всего, что мы сделали, лучше умереть человеком чести, чем жить предателем… К тому же я не никого не призываю следовать моему примеру. Теперь каждый волен сам выбирать свою судьбу, и не вам винить меня за то, что выбрал я.
Коротышка явно намеревался сказать что-то еще, но генерал положил ему на плечо здоровенную ручищу и вежливо потянул к выходу. Через несколько мгновений они скрылись за дверью, а за ними и остальные. Незваные гости явились с шумом и грохотом, но покидали кабинет молча, в гробовой тишине. Будто все разом прикусили языки.
Вряд ли это надолго. Не пройдет и пары минут, как они непременно начнут спорить, шипя, как змеи. Размахивать руками, ругаться, а потом и вовсе отойдут куда-нибудь подальше от машин и усадьбы, чтобы не слышала прислуга.
И одному богу известно, до чего эти четверо додумаются. Кто-то наверняка пустится в бега, кто-то сделает вид, что вообще никоим образом не связан с остальными и всем, что творилось в Петербурге последние два года. Кто-то непременно помчится к покровителю, чтобы в очередной раз поклясться в вечной и абсолютной верности. А может, они каким-то чудом смогут договориться и даже попытаются избавиться от предателя раньше, чем он окажется в застенках Петропавловской крепости.
Совместная подлость порой объединяет ничуть не хуже, чем совместное горе.
Впрочем, все это Александра Владимировича уже почти не беспокоило. У него остались дела поважнее. Точнее, всего одно — но его непременно следовало довести до конца. Поэтому он надел обратно очки, отхлебнул из чашки остывшего чая, достал из ящика стола свежий лист и потянулся за чернильницей.
— Я, светлейший князь Александр Владимирович Меншиков, — послушно вывело перо, — находясь в трезвом уме и добром здравии…
— Большая ошибка.
Когда из темного угла кабинета послышался свистящий шепот, больше похожий на шипение змеи, чем на человеческий голос, свеча на столе затрепетала и, выплюнув тонкую струйку дыма, погасла. И все тут же погрузилось во мрак. Чуть расступавшийся вокруг единственного окна, но во всех прочих частях кабинета настолько густой, что в нем вязли даже звуки.
Новый гость умел появиться эффектно. И умел запугивать, как никто другой. Но страха Александр Владимирович почему-то не почувствовал. Только досаду, что не закончил работу — и, видимо, уже и не закончит. Потрать он чуть меньше времени на бесполезную болтовню — успел бы дописать письмо. А может, даже отправить и спрятать копию так далеко, что ее не отыскал бы даже…
Хотя теперь-то какая разница?
Тени в углу сплелись в вытянутую фигуру — старика в черной рясе с капюшоном. Тощего и изможденного, но такого высокого, что ему приходилось сгибаться чуть ли не вдвое, чтобы не упереться макушкой в потолок. Жуткий облик дополняли костлявые руки с длинными желтыми ногтями, жидкая седая борода до пояса и лицо, больше похожее на оскаленный череп.