Орёлъ i соколъ
Шрифт:
Бедная березка!
Сколько ей пришлось выстрадать.
Терпеливая…
Потом, во втором царствии своем, он велел найти такую же.
И долго отбирал из тысячи вариантов, предложенных лесниками.
И выбранную им двойницу – в монолите грунта со всей ее могучей корневой системой – вертолетом потом доставили аж из под Малоярославца.
И посадили – точно на то же самое место.
Точно в том же направлении – сориентировав и ее откинувшуюся в сторону нижнюю ветку, что на высоте поднятых детских рук образовывала подобие естественного турника. ….
Первое возвращение.
1.
Всю эту неделю Сталин жил на ближней даче.
Здесь легче переносилась осень.
Все-таки джигиту уже не двадцать и не тридцать лет!
Уже покалывает и порою тревожно дергает то тут то там.
А ведь бывало, в Туруханском крае – он, грузин – да по морозу то! На лыжах, да с ружьишком…
Сталин подошел к окну, выходящему на большой двор и принялся медленно перебирая шнур, подымать тяжелую темно-зеленую портьеру.
После смерти Аллилуевой Сталин не любил кремлевскую квартиру.
Замешкавшийся топтун в фуражке с васильковым околышем, поздно заметив, как дрогнули занавеси в окнах "хозяина", метнулся с середины двора под грибок.
– Смешной, – отметил про себя Сталин, пожевав рыжий ус.
Охране не рекомендовалось мельтешить под окнами, дабы не мешать вождю думать о судьбах человечества.
Иосиф Виссарионович достал из нагрудного кармана кителя свою трубку, закусил мундштук и прошлепал грузинскими чунями без задников к любимому роялю.
Сам он никогда не играл.
Но вот друг его – Андрей Жданов, тот мог!
– Надо сегодня позвонить Андрею в Ленинград, – наметил себе Сталин, – как у него сердце? Хорошо ли лечат его ленинградские врачи? Вот, кабы не была Светланка дурой набитой, поженить бы их с сыном Андрея, как бы хорошо было! Тогда бы Андрей сыграл бы на рояле – на свадьбе то!
Неслышно вошел Поскребышев.
Он стоял в проеме, сливаясь с интерьером – только блестящая лысина предательски демаскировала.
Сталин поругивал Поскребышева за эту манеру неслышно подкрадываться – потому как только сам хозяин имел прерогативу на такие привычки.
Поскребышев кашлянул в кулак, чтобы превентивно снять с себя обвинения в том, что "опять взял дурацкую манеру подкрадываться".
– Что? – односложно спросил Сталин, демонстративно повернувшись к Поскребышеву спиной.
Стоя посреди ковра, Хозяин набивал трубку и верный секретарь, адъютант, денщик и груша для битья в одном лице – в который уже раз изучал спину этого невысокого человека, отмечая про себя, что вот он какой – все еще стройный, не растолстевший. А вот носки шерстяные, пятками светившиеся из под обреза синих диагоналевых брюк, надо бы новые ему связать. Эти уже вон – штопаные. Скромен…
Скромен хозяин. Нынче опять в кабинете не раздеваясь спал – на кожаном диване, укрывшись шинелькой кавалерийской – любимой своей.
– Берия в малой приемной ждет, Иосиф Виссарионович, говорит срочное у него, – стараясь говорить спокойно и размеренно, – доложил Поскребышев.
– Ну так и что? – раскуривая трубку и повернувшись в пол-оборота, еще раз спросил Сталин.
Поскребышев вздохнул, понимая, что Хозяин нынче не в духе. И надо бы давать ему высыпаться по человечески, а то никаких даже самых стальных нервов у вождя на них не хватит – ни на врагов, ни на друзей.
– В большой приемной Михал Иваныч Калинин, товарищи Микоян и Шверник с Булганиным и еще этот молодой товарищ из Ленинграда – Косыгин, они к вам на семнадцать часов записаны.
Семнадцать часов – это был как бы "утренний прием". День вождя начинался после пятнадцати… Зато заканчивался под утро. И вечерний прием товарищей бывало случался и в три часа ночи.
Сталин помнил про это совещание. Всесоюзный староста с армянином Микояном будут представлять новые планы по улучшению жизни трудящихся. Это в связи с коррективами из за незапланированных расходов на новые вооружения. Ох уж этот прожектер Тухачевский, сколько народных денег вылетело в трубу из-за его заоблачных идей – все эти радиоуправляемые эскадрильи, да полчища гоночных танков-прыгунцов! Теперь, накануне реальной войны придется все, ну буквально все перестраивать. А это дополнительные деньги. А где их взять? Снова урезать со стола трудящихся? Вот и вызвал Всесоюзного с армяшкой Микояном – пусть думают! А заодно они и какого-то перспективного хозяйственника из Ленинграда привезли – Алексея Косыгина, говорят – башковитый…
– Ну так и что? – уже совершенно обернувшись в фас, спросил Сталин.
Поскребышев еще раз кашлянул в кулак и сказал, стараясь придать лицу как можно меньше выразительности,
– Лаврентий Павлович Берия в малой приемной просит, чтобы вы приняли его вне очереди по очень срочному делу, не терпящему отлагательства.
Сталин не подал вида, что встревожился. Не любил он этих неожиданных визитов Лаврентия. Но молча махнул кистью руки с зажатой в ней трубкой, мол, приглашай, чего уж там… И отвернувшись пошлепал своими грузинскими чунями без задников в нижний кабинет.
– Сколько стоит такой костюм, товарищ Берия? – спросил Сталин вместо того, чтобы ответить на приветствие своего министра госбезопасности.
Берия был в дорогом английском костюме в тонкую полоску, что по замыслу должно было бы его стройнить.
– Отчего все эти грузины так любят хорошо одеваться? – задался вопросом Сталин, совсем позабыв, что он сам тоже в некотором роде – грузин.
– Я не знаю, сколько точно стоит, но я спрошу, Иосиф Виссарионович! – ответил Берия, с непроницаемым выражением.
Лаврентий явно нервничал.
Сталин умел хорошо чувствовать внутренне напряжение своих виз-а-ви.
И умел строить на этом темпоритм беседы. Чтобы ему – Сталину было спокойно думать, и чтобы собеседник был откровенен.
– Что у тебя, Лаврентий? – спросил Вождь, не предлагая министру даже присесть, – Сталина в приемной ждут четыре члена Центрального Комитета нашей партии, а ты врываешься, и Сталин не может начать важное совещание!
Берия знал эту манеру вождя говорить о себе в третьем лице. И когда Хозяин начинал так говорить – это не предвещало ничего хорошего.