Орёлъ i соколъ
Шрифт:
Олег хитро улыбнулся и сказал, – слушай, а нельзя ли выписать грузинских девочек?
Берия недоуменно замолчал.
– И притом, маленьких, лет этак тринадцати – четырнадцати, да еще лучше, если из твоих, Лаврентий, родственников, – прищурясь сказал Олег.
– Зачем это из родственников? – недоуменно пробормотал Берия.
– А затем, что спасти тебя хочу для нашей партии и для нашего советского народа, – ответил Олег, – вылечить тебя хочу, чтоб ты понял.
И в тот вечер они отправились с Лаврентием не за кулисы Большого, а на Елисейские Поля.
В город Париж.
Их черный "паккард" с кремлевскими номерами медленно катил вдоль, обсаженного каштанами тротуара.
Катил от площади Согласия в сторону Триумфальной Арки.
И на траверсе ресторана "Мезон Эльзас" они заприметили двух дамочек.
Дамочек просто невозможно было проглядеть!
Стройные ножки на английских шпильках и в фильдиперсовых чулочках со швом позади, выписывали неповторимую вязь, достойную лучших модельных дефиле… И хвосты модных чернобурок, небрежно свисающих с узких плеч, мерно покачивались, обмахивая круглые попочки, обтянутые английским джерси…
– Петя, поди, окликни барышень! – сказал Берия офицеру в штатском, тому, что сидел спереди, рядом с шофером.
– Па де проблем, экселенс, – ответил Петя, вылезая из машины…
Одну звали Эммой, другую Розмари…
Одна была дочерью американского посла в Париже, другая – дочерью английского…
– То что надо! – воскликнул Берия.
– Зер гут, – кивнул Олег.
И вмиг их "паккард" перенесся в Подмосковье. ….
Начальником "Хозяйства А-Г-4073" или попросту говоря, директором Крюковского совхоза при главном управлении НКВД по Московской области, был старший майор органов – Максим Федорович Батюшкин.
Петя – адъютант Олега Снегирева, частенько гонял сюда, к Максу в недальнее Крюково то за фирменными солеными огурчиками, то за свининкой, то за баранинкой, а то и за свежими ананасами, которые добровольные мичуринцы старшего майора Батюшкина – преотлично выращивали здесь в теплично-парниковом хозяйстве, под присмотром старшего бригадира добровольных мичуринцев – бывшего член-кора академии наук и бывшего профессора кафедры ботаники МГУ – самого Филонова-Опанасенко…
Максим Федорович, предупрежденный звонком дежурного с КПП, сам вышел на крыльцо конторы, чтобы встретить Петеньку.
Недавно севший по совету врачей на строгую диету, Максим Федорович смачно похрустывал свежеочищенной репкой.
– Ну чё? Може порыбачить сходим? – спросил он, пожимая Петину руку.
Петя снял фуражку с васильковым околышем, поморщился от слепящего солнца, вытер платочком пот с кожаного ободка головного убора.
– Не, Максим, не можу я сейчас, дело я тебе притаранил особое.
– Чё за дело? – спросил Батюшкин, с хрустом кусая свою репку.
– Да барышен до тебя привез от хозяина, – Петя как бы с усталой досадою махнул фуражкой в сторону стоящей поодаль черной "эмочки".
– И чё за барышни таки? – еще раз спросил Максим Федорович, отправляя остаток репки себе в рот и отирая руки о синие диагоналевые галифе.
– Да буржуйки – врагини народа на легкое трудовое перевоспитание.
– А-а-а! Ну, это мы могём! Это мы их враз пристроим, – обрадовался Батюшкин, – мне как раз на свинарник пару чернорабочих трэба!
Петя вернулся к машине, открыл заднюю дверцу и рявкнув, – а ну выходь, сволота английская, – стал с грозной нетерпеливостью ждать, покуда барышни в узких длинных юбках изволят выйти из высокого и неудобного авто.
– Ну эта ничаво, мы их переоденем в удобное, – участливо заметил Максим Федорович, – эй, Грицай, звони Никифоровне, пущай баб новых идёт принимать! – крикнул он своему порученцу.
Покуда Никифоровна – старший сержант НКВД – добиралась на лошади со свинарника до конторы совхоза, Батюшкин разглядывал барышень, да расспрашивал Петю о житье-бытье.
Офицеры закурили и присели в тенек – на бревнышко, лежащее подле крыльца.
Женщины – которым в их джерсовых костюмах на полуденной жаре было невыносимо жарко, тоже бочком, да мелкими шажками стали двигаться в спасительную тень.
– Эй. А ну стоять, суки! Вам кто разрешил? – прикрикнул на них Петя, хватаясь для верности за кобуру.
Женщины испуганно замерли.
– То-то, бля, – сплюнув, подытожил Петя.
– Ну как там? – спросил Максим Федорович, мотнув головой в сторону воображаемых Москвы и Кремля.
– Да дела у нас! – с многозначительной неохотцей промычал Петя.
– Слыхал я, ты у нового маршала теперь служишь, – сказал Батюшкин, попыхивая кисловатым Казбеком.
– Ага, у маршала Снегирева, у него самого!
– Ну и как он? – спросил Батюшкин, – я чёй-то про такого раньше никогда не слыхивал, откуда он взялся?
– Слушай, Максим, ты меня лучше не выспрашивай, – с досадой сказал Петя, – там теперь такое, там такое заварилось, что голова кругом идет, с ума спятить можно, какие там дела и не всякому это дано такие чудеса видеть да в своем уме остаться, так что и не спрашивай, сам знаешь, какая служба у нас, брат…
Подъехала Никифоровна.
– Тпру, зараза ёпанная! – крикнула она на лошадь и скинув длинные вожжи на телегу, одернув форменную хэ-бэшную юбку, сержант Антонина Никифоровна Епифанцева вразвалку подошла к начальству.
Приставив пятерню к фуражке с васильковым околышем, Никифоровна низким и сиплым, почти как у простуженного Шаляпина голосом, доложила, – на вверенном мне хозяйстве все без происшествий, свиньи здоровы, у хавроньи Маруськи, той что рекордистка – опорос – одиннадцать поросяток и все живые родились, а хряк Борька…
– Ты погоди с Борькой, – оборвал Никифоровну Батюшкин, – товарищ Берия тебе новых свинарок прислал, поняла?
Никифоровна осклабилась, – ага, поняла!
– Ну, тогда принимай рабочую скотинку, а мы с Петюнечкой, то есть – со старшим майором Сайкиным, чайком пойдем побалуемся, – сказал Батюшкин поднимаясь с бревна и отряхивая синие галифе от налипших на них опилок.