Орёлъ i соколъ
Шрифт:
– Ах, полноте, милая Джун, – возражала поэтессе графиня Уварова, – в балеринах всегда было то волшебство, которое притягивало мужчин, будь то гвардейский поручик кавалергардского полка или сам государь.
– Сударыня, чего далеко ходить, – хмыкнул театральный критик Бонч-Осмоловский, – нынешний императорский Мариинский театр балета в Петербурге не даром Кировским назвали. Да и сам Сталин, поговаривают, до смерти Аллилуевой похаживал за кулиски в Большом.
– Киров? – встрепенулась Уварова, – ваш Киров с его любовью к балету это компенсация сексуальных
– Я согласен с вами, графиня, – сказал Бонч-Осмоловский, – но вот с милой Джун я никак не смогу согласиться. Дега обожал балерин. Именно когда любишь, можешь видеть свою любовь и в не очень то привлекательных позах, как рисовал своих балеринок Дега.
Олег пригласил Марылю выйти с ним в сад.
Они говорили по русски.
Олегу очень нравилась та польская округлая мягкость, которую приобретают слова русского языка в милых польских устах. В звуках "вэ" и "лэ"…
– Ты правда мог бы отдать все за любовь, как это делает влюбленный рыцарь? – спросила Марыля, повернувшись к Олегу и положив свою узенькую ладонь ему на грудь.
– Думаю, что мог бы, – ответил Олег, сверху вниз заглядывая в матово-темные глаза Марыли.
– В твоих словах звучит неуверенность, – сказала Марыля, отводя взгляд, – а рыцаря отличает то, что он не имеет сомнений.
– Да, – согласился Олег, кивая, – я сомневаюсь. Но только потому, что в отличие от простого рыцаря, имею такие ценности, которыми пожертвовать нельзя никогда и ни при каких обстоятельствах.
– Но хотябы пол-царства, ты мог бы отдать за любовь? – спросила Марыля, снова уколов его своим исполненным искорок взглядом.
– Пол-ключа? – хмыкнул Олег, – пол-ключа от вселенной за частицу земного блаженства?
– Какого ключа? – переспросила Марыля, на секунду став очень и очень серьёзной.
– Ключа от времени, моя прекрасная, – ответил Олег, – ключа от времени всех времен, – И подумав, добавил, – нельзя делить – Что? – переспросила Марыля – Я не думаю, что это правильно, отдавать пол-царства за коня, или пол-царства за ночь с возлюбленной. Это неверно.
– Почему?- вскинула бровки Марыля – Почему? – удивился ее непонятливости Олег, – а почему нельзя обещать за царство – половину коня или половину ночи с возлюбленной, а?
Марыля по девчоночьи прыснула, – пол-коня!
– То-то! – назидательно резюмировал Олег, – никому не отдам ни половины ключа, ни весь.
ФАНДАНГО
1.
Ходжахмет летел к себе в Багдад.
На высоте девяти тысяч метров его самолёт все же нашел-таки свою турбулентность и минут пятнадцать все части алюминиевого лайнера содрогались отвратительной мелкой дрожью, передавая вибрацию и телу Ходжахмета.
Он очень устал за время переговоров.
Но сон не шел.
Ходжахмет думал о том, что и в какой последовательности он станет делать, когда завладеет ключом.
Это не были мечты расслабленного Манилова.
Это были замыслы творца.
И более всего Ходжахмет страдал теперь от того, что замыслами этими он не мог бы никогда и ни с кем поделиться.
Творец всегда обречен на одиночество.
Тряска оставила самолет так же внезапно, как и началась.
Ходжахмет сделал знак стюарду и тот, по глазам ловя желание своего господина, стремглав кинулся на кухню – готовить кофе.
Он все переделает, – думал Ходжахмет
Всё-всё…
Таким образом изменит ход времени, таким образом исправит пагубность роковых событий, что в мире наступит счастливое состояние справедливости.
Вот она – истинная цель жизни.
Ведь борьба ради борьбы – это полная ерунда.
И власть ради власти – тоже полная чушь.
Только конечная цель в виде рая на земле, только конечная цель в виде истинной справедливости может оправдать жизнь творца и вершителя.
И ничего личного.
Ничего.
Потому что даже самое малое "для себя" тут же отравит всю радость величия, погубит и низвергнет всю красоту замыслов.
Творец делает рай на земле, но для себя места в этом раю он не обговаривает.
Ничего личного!
Ходжахмет ухмыльнулся, вспомнив анекдот, в котором парень обращается к девушке со словами: "ничего личного, девушка, только секс"…
Стюард принес кофе.
Едва заметным кивком Ходжахмет поблагодарил стюарда и, пригубив крепчайшего отвара из молотых зерен обжаренного арабика, закрыл глаза.
Он явится к Генеральному секретарю.
Он предоставит документы, фильмы, видео и аудио…
Он докажет Генеральному секретарю, что не надо.
Что не следует вводить войска.
Именно с этого он начнет свою миссию Великого Исправления.
2.
То было жаркое лето в Рузаевке.
Жаркое и погожее лето семьдесят четвертого года.
Рузаевка – это такой маленький городок в Мордовской АССР, расположенный на главном ходу Москва – Юг России.
Через станцию Рузаевка шли все поезда и на Самару – тогда город Куйбышев, и на далекий неведомый азиатский Андижан…
Саше так тепло становилось от при виде этой надписи по белой эмали – Москва-Андижан.
Проводники с восточной раскосинкой в глазах, пассажирки в ярких пестрых халатах с черными косичками, выбивающимися из под тюбетеек, солдаты с дочерна загорелыми лицами над иконостасами дембельских значков и аксельбантов.
А вечерами, когда возле перронов не стояли скорые поезда из столицы, по пешеходному мостику, перекинувшемуся над путями станции, под лай собак в быстром темпе прогоняли зэков… А иногда и зэчек…