Орёлъ i соколъ
Шрифт:
Однако, по статистике игры, редко кто из солдат, проживал даже и пять часов…
Только те, кто продавал душу за доспехи, за мощное оружие, за лекарства от виртуальных ран, те, бывало – задерживались в игровой жизни подольше…
Значит, теперь, Олег как бы установил для солдатиков факт неизбежной смерти, неумолимо следующий за продажей души. И перед каждым солдатиком теперь была дилемма выбора – либо оттянуть смерть от пуль и снарядов, продав душу за броню и за здоровье, но неизбежно выключиться через десять часов, либо рисковать, но сохранив душу, иметь шанс – если не убьют, то бегать и двадцать, и тридцать и сорок часов…
Но все равно это был жалкий эрзац!
Это не был заменитель веры…
Но тем не менее, часть солдат больше не вставала в очередь к обменникам…
А почему? …
4.
– А что вы имели в виду, когда сказали, что тридцать седьмого года не будет? – спросил Сталин.
Иосиф Виссарионович слегка грипповал и поэтому был одет совсем по-домашнему, в свитере грубой ручной вязки и в темно-синих шароварах, которые обычно носят грузинские крестьяне. Официальность его облику должен был по идее придавать лишь полу-военный китель зеленого сукна, но и тот в сочетании с вязаными носками на ногах вождя, обутых в мягкие грузинские домашние чуни, выглядел не слишком государственно.
– Так что вы имели в виду, когда говорили, что тридцать седьмого года не будет? – переспросил Сталин, не дождавшись ответа в томительно затянувшейся паузе. Он поднялся из-за стола и неслышными шагами прошелся по кабинету. Ступни руководителя партии мягко тонули в ворсе дорогого ковра. Но Олегу казалось, что и убери ковер, Сталин все равно будет двигаться совершенно бесшумно, словно охотник Чингачгук в своем индейском лесу. Таков он – этот грузинский тигр. Ему только попади в лапы! Недаром, его так боялись все эти так называемые силовые министры, и Ежов, и Ягода, и Берия… Формально сила вроде как у них… И ему бы – партийному аппаратчику бояться, их – их, у кого в подчинении тысячи тысяч ни в чем не сомневающихся мужчин с наганами и в фуражках цвета "василек" – этаких ландскнехтов "без страха и упрека", признающих только одно – приказ хватать, тащить и рвать на куски… но по факту, не он их боялся, а они всегда пред ним трепетали. И идя на эшафот, некоторые из них истово кричали, "да здравствует Сталин"…
Так какой же великой гипнотической силой надо обладать, чтобы не просто по-удавьи глядеть на кролика, и не на беззащитного, а на вооруженного кролика. И не на кролика совсем! Разве про кровавого полового извращенца Ежова можно сказать, что он – кролик? Или сказать это про тончайшего пройдоху Берию? И разве удав, который глядит в глаза кролику, он разве допускает, что у его жертвы есть по-крайней мере наган в кармане? А и не только наган, но и сотня тысяч вооруженных подчиненных с такими наганами?
И почему ни Сталин, ни Гитлер не боялись подпускать к себе в ближний круг вооруженных людей? Гитлер даже после покушения Штауфенберга в сорок четвертом, не велел охране отбирать пистолеты у тех офицеров, что прибывали с фронта для вручения им "рыцарских" крестов.
– Так что вы имели в виду, когда говорили, что тридцать седьмого года не будет?
Они сидели в большом рабочем кабинете вождя на его Кунцевской даче.
Шел дождь.
Олег приехал из Рассудова с накопившимися делами, которые требовали резолюции "самого".
– Я думаю, что целесообразно будет организовать показательный процесс над теми изменниками, что развалили созданное партией Сталина и завоеванное в Великой Победе советского народа, – ответил Олег.
– Это правильная мысль, – кивнул Сталин пососав пустую трубку.
Врачи не советовали ему курить, когда он болел.
– Это правильная и хорошая мысль, внутренних врагов необходимо судить нашим советским судом.
Олег вздрогнул.
Он уже предвосхитил то, что дальше скажет вождь. Каков ум! Каков государственный гений! Ведь только позавчера Олег показал им – Сталину, Молотову и Берии фильм о Нюрнбергском процессе. И они молча, два часа не проронив ни слова, глядели в небольшой экран Олегова ноутбука.
И вот уже сегодня вождь принял решение.
Вот сейчас он скажет об этом.
Вот сейчас.
– И я считаю, что над главами тех режимов, что виновны в преступлениях перед свободолюбивыми народами Югославии и Ирака, тоже необходимо организовать процесс, – твердо сказал Сталин. И добавил, сделав жест рукой, будто ставя точку, – международный процесс.
– В Гааге, – уточнил Олег.
– Можно и в Гааге, – кивнул Сталин.
– А государственными обвинителями Вышинский и Руденко? – спросил Олег.
Вождь еще пососал свою пустую трубку, потом недовольно сунул ее в карман и вернувшись к письменному столу, вымолвил с сильным грузинским акцентом, – товарищу Вышинскому мы поручим обвинение на открытом процессе здесь, в Москве, а товарищ Руденко поддержит обвинение на международном процессе в Гааге вместе с этой дамой, как бишь её?
– Карлой дель Понта, – подсказал Олег.
– Вот – вот, – кивнул Сталин, усмехнувшись в рыжие усы. …
Моберы, моберы, моберы…
Когда Олегу понадобился "усилитель" молитвы, он вспомнил о флэш-моберах.
Кому понадобилось организовывать эту с первого взгляда – вроде как бы и безобидную игру?
Постоянные посетители Интернета читают там вроде как невинные объявления – участников следующего собрания флэш-моберов просят явиться такого то числа, в такое то время, к такому то месту… Все происходит совершенно анонимно. Ни у кого не спрашивают документов, и нет никаких членских билетов или списков организации… Просто ты читаешь приглашение придти на встречу – и приходишь…
И таких как ты – является порой до нескольких сотен… Да что там сотен? Порой, таких анонимных добровольцев является на хэппенинг до нескольких тысяч человек зараз!
Ведь придумал же кто то!
Приходите завтра к Дому книги в восемнадцать сорок пять, и каждый пришедший, должен повязать на рукав голубую ленточку… А когда на часах будет восемнадцать сорок восемь, всем надо прокукарекать три раза и потом всем резко разойтись по своим делам – кому в университет, кому в офис на работу, кому – домой.
Собралась тысячная толпа за пару минут, прокукарекала и в минуту разбежалась.
Это и называется флэш-мобом…
И глупые студиозы – играют.
И не задумываются над тем – а кто ставит в Интернете такие объявы?