Организация желаемого будущего
Шрифт:
И тут комендант, он же бывший директор интерната и он же бывший шпион крикнул мне через плечо, словно прочитав мои мысли:
– Да, и не подозревайте, пожалуйста, в государственной измене этого бедолагу, скульптора, - комендант открыто насмехался.
– Он действительно думал, что украшает постамент шумерской письменностью. А вот кто ему подсунул этот текст, я вам не скажу.
***
– Молодец, девочка, я в тебе не ошибся, - сказал Максим. Он неловко выбрался из подвала и впервые за много лет дышал воздухом Зоны.
– Какая я тебе девочка?
–
– Я тебя вообще впервые вижу.
Маленькая избушка понемногу заполнялась народом. Ольга с Наташей сразу принялись перебинтовывать ноги Гэндальфу. Он ругался в полубреду, и Максим спросил:
– А ему не хочешь помочь?
– Не к спеху, как будто, - ответила Яра и вышла во дворик. Зона была прекрасна. Светило солнце, лёгкий ветерок гнал запах озона, от аномалий не осталось и следа. Рядом шумел Бумажный лес, и всё это принадлежало теперь Ярославне Шуйской, магу невероятной силы, бывшему агенту Организации Желаемого Будущего.
На крыльцо выскочила пожилая измождённая женщина в ветхом синем халате.
– Доченька!
– воскликнула она и бросилась обнимать Яру.
– Здравствуй, мам, - сдержанно сказала Яра и отшатнулась. Ей была неприятна эта женщина, пахнущая сыростью. И остальные люди в синих халатах ей не понравились. Они были растеряны и нелепы на фоне блистающей яркой зеленью новой Зоны. И под ярким голубым небом они тоже были нелепы. Вообще, в этом мире они смотрелись лишними, от них хотелось как можно быстрее избавиться.
– А где папа?
– вежливо спросила Яра.
– Так вот же он!
– воскликнула женщина и указала на седого мужчину в круглых очках.
– Привет, дочка, - спокойно сказал он.
– Привет.
– Что дальше делать будешь?
– Пока не знаю. Сначала подрасти, наверное, надо.
– Правильно, не торопись.
– А куда мне теперь торопиться?
– спросила Яра и пошла прочь.
– Ярочка, а мы?
– окликнула её мать.
– Вы?
– Яра удивилась.
– Ну, вот вам. Живите.
Она кивнула, и все увидели, что на месте полуразвалившейся избушки зомби стоит роскошный особняк. Рядом возникло озеро. Бумажный лес превратился в благоухающий сосновый бор. В озере плавали белоснежные лебеди.
– Побудь с нами. Мы так по тебе истосковались.
– Странно. Сперва бросили в Зоне подыхать, а после, значит, тосковали?
– Не говори так, - одёрнул её отец.
– Так было надо. Ты же ничего не знаешь! Мы тебя спасали.
– Ну, вот и спасли, - сказала Яра и решительно пошла в сторону Крепости.
– Ярочка вернись!
– закричала мать.
– Мы же не могли выйти, пока ты не придёшь!
– Она ещё вернётся, - успокаивая её, сказал отец.
– Никогда не вернётся, - прошептала Наташа.
***
Подготовка к турниру была закончена. Зомби, как главный арбитр соревнований, получил право выхода из Крепости и теперь важно слонялся между праздничных шатров. Лиза обрядила его в зелёный камзол, ярко-красный жюстокор и башмаки с изумрудными пряжками. От шляпы он наотрез отказался, грел голый череп на солнышке.
Из Кузедеевки
Из Оторвановки прибыл отряд ополченцев. Все бойцы в отряде были женского пола, молоды и хороши собой. Зрители шли из железнодорожного посёлка, из Столицы, даже из дальнего Великого Улуса. Гнали скот, по дороге били дичь в Зоне, и вот уже там и тут воздвиглись огромные вертела над тлеющими угольями, на которых, истекая жиром, целиком зажаривались дикие кабаны. Ветер разносил обрывки серпантинов, конфетти и воздушные шарики.
Над всем этим великолепием возвышалась эстрада, на которой приглашённый менестрель Прокопий небрежным голосом в сопровождении ансамбля исполнял свою новую песню.
Запью сигару молоком
И закушу коньяк халвой
Пусть не обласкан я молвой
Зато я пьян. И босиком
Могу отправиться гулять
По-вдоль красавицы-реки
И встретив у изгиба блядь
Я ей подам руки
Сорву с бронежилета цепь
Позёрства и стыда
Паду нагой в густую степь
Что скажешь ты тогда?
И затоплю пожарче печь
На берегу крутом
Смыть чтобы пепел наших встреч
Чтоб ничего... Потом
Построю в Зоне старый дом
Такой, как я хочу
И будет место в доме том
И льну, и сургучу
Что скажешь, ты, когда огонь
Сотрёт меня совсем...
А впрочем, нет, иной мне путь
Я слеп, я глух, я нем.[2]
Зрители вяло хлопали и требовали уже полюбившийся шлягер.
– «Секс и пемоксоль», - кричали они.
– «Секс и пемоксоль»!
Но Прокопий поморщился и сошёл со сцены.
– Да вы задрали его уже этой пемоксолью!
– крикнул барабанщик и швырнул в зрителей палочки.
– Это не тот ли крутой берег вы живописали, что пылающими аномалиями знаменит?
– поинтересовался зомби.