Орина дома и в Потусторонье
Шрифт:
— Это же мы: Павлик — Пандоры Красновой сын и я, Оринка — Пелагеи Ефремовны внучка! — говорила Орина, свесившись с коня.
Дедушка Диомед и вожжи бросил: дескать, эк вас… побило-то непогодой!
— От меня, в таком разе, одни кости должны были бы остаться! А я — вон: ничего еще! — конюх горделиво повел тощими плечами, а Орина приметила, что на дедушке разные валенки: левый — белый, с черной заплатой на пятке, правый — черный. Вот что бы на это сказал Шерлок Холмс?
Павлик Краснов первым соскочил с лошади, и возница, как ровне, протянул ему руку, бормоча: «Ну Павел, ну Павел, каков ты стал, не ожидал…» Орина тоже слезла на землю.
Каллиста же, ни слова не говоря, съехала по белесой конской гриве, в которую успело набиться репьев, сучочков, сосновых иголок, мха, какой-то растительной шелухи, вниз — дескать, я тоже остаюсь — и помахала всадникам рукой. А те, распрощавшись со всеми, поворотили коней обратно, в сторону «9-го километра», крикнув: дескать, ежели что — в крайнем случае, конечно, — зовите: если сможем — поможем! Главное, пробиться через вражеские кордоны.
Все взобрались на телегу, и Басурман заперебирал копытами. Каллиста спросила: дескать, дедушка, а почему у тебя валенки разные? Возница поглядел на свои ноги и, пожав плечами, отвечал: дескать, пары к белому не нашлось… Да и какая, мол, разница, в чем ходить — тут людей почитай что и нет: некому судить да рядить.
Дедушка Диомед, кивнув в сторону ускакавших конников, в свою очередь стал спрашивать: дескать, а это кто ж такие — если не секрет?
Орина объяснила: родня-де никогда не виделись, а тут вот — довелось… Каллиста, по шейку зарывшаяся в сено — одна голова в чепчике торчала наружу да кулак, — демонстративно хмыкнула.
А Павлик спросил, не встречал ли конюх директора Леспромхоза Вахрушева, ведь он-де тоже направился на «9-й километр», еще вчера? Дедушка Диомед покачал головой: дескать, неужто разминулись?! И как же, дескать, теперь — ведь я же хотел доложить начальству обстановку…
— На «9-м километре» избы тоже стоят пустые, — говорил конюх, видать, решив за отсутствием директора рассказать о результатах разведки хоть кому-нибудь. — Врагов не замечено, но и красные флаги нигде не развеваются, трудно понять, в чьих руках село-то… А в Город я не решился ехать… Пока, думаю, обернешься… Занял хорошую позицию — на угоре избушку нашел, из окон все видать: и что на железной дороге делается, и кто в лес идет али из лесу… Две ночи так ночевал. А поезда-то, ребята, ходят! Особенно по ночам — не уснешь! Так и шныряют: туда-сюда, туда-сюда! Но ни один здесь не остановился, все, знать, скорые… На наших полустанках им резону нет останавливаться. А пригородных поездов ни одного не видал! Один только поезд на «9-м километре» и остановился — ваш товарняк! И то потому, что… родня ваша постаралась! Ох, и родня боёвая! Я-то, как завидел из окон этих верховых с девчуркой, так скрытно стал наблюдать за ними… Кто его знает, кто такие: наши — не наши… Хоть и в нашей форме был солдат, а все ж таки сумление берет… А что я с берданкой — против черного-то автомата?! Ну а стрельба-то быстро прекратилась: охраны немного ведь было… Опять же: крики слышны, а по-каковски кричат — непонятно, я переждал, поглядел, как скот из вагонов валит, — вот жалость-то: некому обиходить скотинку, — и давай в обратный путь собираться… Не думал, что конники тоже в нашу сторону грянут, а то бы мы с Баско поднажали… Я, ребята, по правде-то говоря, думал, что бандитики это, навроде Махно… Ведь тут сам черт ногу
Вдруг конюха окликнули по имени, — а ни впереди, ни позади никого на дороге не было… Они уж было проехали, и тут из-за деревьев вышли две женщины: высокая да пониже… Дескать, дедушка Диомед, подвези нас до дому! Мы-де с поезда — освободили нас добрые люди, а то прямо бяда!
— Так это ж… наши бабоньки: Юлька Коновалова и… эта, как ее… учительша приезжая… географии учила детей…
— Тамара Горохова я! — напомнила длинная баба — и широко улыбнулась, так что всех обдало золотым сияньем.
— Кто-о?! — воскликнула Каллиста, а Горохов, до тех пор смирно сидевший в ее кулачке, при этих словах вызднулся выше головы возницы, — видать, проскочив в щелку меж пальцев подруги, — упал на землю и закатился под тележное колесо.
Каллиста вскрикнула и, бросившись за ним, с трудом выковыряла Покати-горошка из дорожной грязи.
А Орина с Павликом, услыхав фамилию учительницы, переглянулись: дескать, обманула географичка перевозчика, кружным путем добирается до дому, — ничего Язону не перепало из зубного золота.
Обе женщины уселись на край телеги, свесив с боков ноги: Юля Коновалова была в туфельках на шпильке, а географичка — в войлочных сапожках. Каллиста фыркнула и с головой зарылась в сено. Орина помялась-помялась и спросила у женщин: дескать, у вас зеркальца не найдется?.. Но Тамара Горохова только головой покачала, а Юля Коновалова со вздохом ответила, что они идут налегке, ничегошеньки у них нет, все карманы пустые, кто бы знал, что так будет, так прихватили бы с собой какое-никакое добро…
— Мужиков бы, в первую очередь! — вновь показала желто-горящие зубы учительница. — У меня мужик молодой дома остался…
— Знаем, знаем, — усмехнулась Юля Коновалова.
— Хоть бы уж не хвалилась, — проворчал дедушка Диомед. — Мать-то Теркина не все еще патлы тебе выдрала?..
— Как видите, нет… Он бы и в могилу со мной лег — так уж любит! Жалко, нет сейчас такого обычая…
— Так вроде жену к умершему мужу подкладывали, а не наоборот, — удивилась Юля Коновалова.
А географичка, с интересом поглядывая на Павлика, осветила того улыбкой и, мазнув взглядом по Орине, сказала:
— А вот, я вижу, едет пара… Вы… муж с женой, или… я ошибаюсь?
— Ошибаетесь, — угрюмо отвечала Орина.
— И… даже не сожители?! — уверенно воскликнула Тамара Горохова и приосанилась: — А тут совсем даже неплохо… Такие интересные незнакомцы попадаются…
Павлик Краснов, смутившись, не нашелся, что ответить, и отвернулся в сторону. А Орина, сунув руку в карман и нащупав материну парфюмерию, решила при первом же удобном случае — пусть и наугад, без зеркала, — намазать на лицо все, что только удастся.
И вдруг Басурман заржал, поднялся на дыбки, так что все тележные пассажиры попадали кто куда, дернулся, пытаясь порвать постромки, да еще, да еще раз… Дедушка Диомед заорал: «Баско, чтоб тебя лесной забрал!.. Куда тя…» А Орина, схватившись за Павлика, увидела, что впереди, посреди дороги сидит… волчица. И, как обычная собака, вылизывает заднюю ногу с грязной человеческой подошвой, с отросшими загнутыми ногтями, искоса поглядывая на лошаденку, на возницу, на людей в телеге… Вот лесная свояченица стала на все четыре ноги и, вздыбив шерсть на загривке, ощерила такие клыки, что географичка вскрикнула и тоже вцепилась в Павлика. А Каллиста, вынырнув из сена, заорала: