Орина дома и в Потусторонье
Шрифт:
— Дедушка, не стреляйте! Отдайте ей валенок скорее!
Возничий, схватившийся было за берданку, рот разинул: какой-де валенок, зачем… валенок?! Она, дескать, ведь уж уперла у меня один…
А Павлик Краснов вырвал из рук конюха ружьецо и тоже заорал:
— Бросьте ей валенок, бросьте!
Дед стал было снимать черный валенок с правой ноги, но Каллиста крикнула:
— Да не тот — левый, белый, меченый!
И дедушка Диомед, стащив с левой ноги валенок с черной заплаткой и оставшись в дырявом шерстяном носке, размахнулся — и швырнул валяную обувку в волчицу, а та, на лету схватив валенок и покрепче сцепив клыки, утекла со своей добычей в лес.
— Я
— Не груби старшим! — воскликнула учительница. — Как ты со взрослыми разговариваешь?!
— Кто ж виноват, что вы — взрослые! — задорно отвечала малышка. — Будь моя воля, так некоторые из вас никогда бы взрослыми-то не стали!
— Тебя, козявку, не спросили… — рассердилась Тамара Горохова.
— Что-о?! — воскликнула Каллиста, нацелившись коготками в лицо обидчицы.
Неизвестно, чем бы дело кончилось, но тут из-за ели, стоявшей на краю дороги, вышла… женщина в белых валенках (у левого на пятке — черная заплата), крепко замотанная овечьей шалью, — и Орина с Павликом Красновым узнали глухонемую, которую видели в Поселке в первый после выписки день. Дедушка Диомед, привстав, вскричал:
— Это… это… Так это ж Катя Перевозчикова! Беженка ленинградская… — он обернулся к пассажирам. — В войну у нас жила, а волк ее… Катя, Катя… — позвал конюх. — Катя, прости ты меня, дурака! Прости-и, Ка-тя… я взял твои валенки! — и дедушка Диомед, соскочив с телеги, бросился перед глухонемой на колени.
Ата, погрозив вознице, принялась что-то выстраивать из своих пляшущих пальцев — какие-то знаки, да все быстрее, быстрее, так что у всех зарябило в глазах: только никто ничего не понял. Под конец Катя Перевозчикова пару раз ткнула конюха кулаком в лоб — и с тем скрылась в ельнике, все еще разговаривая на ручном наречии — то ли сама с собой, то ли с кем-то, кто понимает все языки.
Дедушка Диомед никак не мог встать с колен, шатался как пьяный. Павлик Краснов с Ориной бросились его подымать, посадили на телегу, а он все валится на сторону — видать, тычки ему достались знатные! Павлик хотел уж сам править лошадью, но конюх, что-то промычав, отнял у него вожжи: дескать, нет, я сам! А немного спустя, когда Баско уж бойко мчался по лесной дороге — видать, хотел поскорее оказаться подальше от лихого места, — конюх объяснил: дескать, я ведь, как нашли Катины валенки… с обгрызенными-то ногами… а больше ничего от нее и не осталось… прибрал их… отмыл от крови-то да стал носить. Эх, я!..
— Это она вас встречала! — воскликнула Каллиста Яблокова. — И вы еще легко отделались! Я бы вас ни за что не простила…
Тут Юля Коновалова попросила конюха остановиться: дескать, мне надо… по нужде… И, дескать, не дожидайтесь меня, я пешим ходом дойду: тут уж не так далёко.
Когда женщина исчезла в лесу, Каллиста соскочила с телеги, дескать, мне тоже надо… И, уже метнувшись в ельник, вдруг вернулась и сказала, обращаясь к Павлику Краснову:
— Она наверняка на секретный завод отправилась… Там ведь эта Юля-то Коновалова работала. Я, сколь искала туда дорогу, — не могла найти! А чтоб подняться, нужно спуститься, это все знают. Для тех, кто не слыхал: тайный завод под землей находится… Это вам ни о чем не говорит?!
Павлик тотчас соскочил на землю и Орину потянул за собой, а Тамара Горохова, спросив: «А нас туда пустят, предприятие-то закрытое?», на что Каллиста отвечала: «Для некоторых тут все места закрытые», тоже слезла с телеги. Только дедушка Диомед решил продолжить путь.
— Не-ет, вы как хотите — а я до дому! — говорил
Орина стала отнекиваться: дескать, спасибо-спасибо, зачем же беспокоиться, такая хорошая веревка… а вдруг вам самим понадобится?!
— Берите, без разговоров! — рассердился дедушка Диомед. — На что она мне понадобится-то?! Думаете, на этой веревке мой гроб в землю станут опускать?!
Орина в испуге замотала головой, а Павлик Краснов торопливо взял смотанную веревку и, поблагодарив, сунул в карман.
Они попрощались со стариком-возницей, с Басурманом, и направились вслед за Каллистой и Тамарой Гороховой, которые уж скрылись в лесной чащобе.
Глава девятая
СЕКРЕТНЫЙ ЗАВОД
Резко потемнело — и посыпалась снежная крупа величиной с горох. «Бедный Покати-горошек! Убьет ведь его снегом! Крепко ли сжаты пальцы Каллисты?» — подумала Орина. Они с Павликом едва догнали крошечную школьницу, бегущую под ногами учительницы географии. Орина взглянула: кулак ее сестрица сжала так, что как бы Горохов не задохся! А Юля Коновалова пропала среди бесконечных рядов белых бус, которые протянулись от черных туч к ельнику, да еще кто-то легонько встряхивал шуршащие елочные украшения. Павлик Краснов скинул свой пиджак — Тамара Горохова протянула уж руку, но он прошел мимо, нагнулся и попытался укутать Каллисту, которая дернула плечиком, дескать, вот еще…
— Так тебе ж холодно… — сказал он.
— Нашел холод! — отвечала девчушка.
— Так снег же идет…
— Это разве снег?!
Но, к счастью, холодные бусы быстро смотали и сложили на место, в крытую тучу; все простоволосые смели с голов снежную крупку, а Павлик указал на следы туфелек, четко обозначившиеся на побелевшей земле: черная вмятина каблучков и рифленый носок…
— Опять Шерлок Холмс! — вздохнула Орина.
Они уже долго пробивались по этим следам среди елей, и каждое дерево стремилось ударить колючей веткой в лицо или обдать брызгами подтаявшей крупы, но Юлю — хоть та и была на каблуках — нагнать никак не удавалось: видать, она знала эти места куда лучше их. Орина, приотстав, успела вслепую намазать губы — и тотчас воспрянула духом. А Тамара Горохова стала жаловаться, что у ней-де сегодня маковой росинки во рту не было: как пошла из Пурги в Агрыз да попала в руки этих насильников, — хорошо, хоть зубы не выбили! — так не ела ничего и не пила… Теперь хоть растаявшую крупу слизывай с хвои… Каллиста, шагавшая где-то у колен географички, подняла головенку и сказала:
— А у меня горох есть, хотите? — и… протянула на ладони Покати-горошка!
Орина, шагавшая третьей, ойкнула и закричала:
— Каллиста, ты что делаешь?
А Павлик Краснов, замыкавший цепочку, зажал ей рот рукой, дескать, погоди ты…
Географичка пренебрежительно сказала:
— Всего-то одна горошина?
— Зато какая! Попробуйте — вкуснее вы не едали…
Учительница протянула руку — и Каллиста вложила в огромную пятерню крохотного Горохова… Орина рвалась из рук Павлика Краснова, который по-прежнему зажимал ей рот, спиной притиснув к себе. Тамара Горохова широко разверзла золотозубые уста, положила Покати-горошка на язык и… проглотила! Павлик отпустил Орину — и она, набежав и как следует встряхнув Каллисту — так что девчонка упала, — заорала ему: