Орион
Шрифт:
– Возможно, и так, – согласился Субудай таким тоном, что было совершенно очевидно – он не верит ни одному моему слову.
Я сделал еще одну неудачную попытку приподняться на своем ложе, и Агла поспешно подсунула мне под голову пару подушек.
– Поймали ли убийц, которые напали на меня? – осведомился я, с трудом принимая сидячее положение.
Субудай неторопливо уселся рядом, скрестив ноги.
– Нет, – сказал он коротко. – Им удалось бежать.
– Тогда, возможно, они все еще в лагере и попытаются снова напасть на меня при первом удобном
– В данный момент это маловероятно. Ты находишься под моим покровительством.
Я слегка наклонил голову в знак признательности.
– Благодарю вас, мой господин Субудай.
Я собирался было спросить о причинах, побудивших его взять меня под свою защиту, но он опередил меня.
– Нередко бывают случаи, когда людям, занимающим высокое положение, скажем вождю такого ранга, как Хулагу, приходится сталкиваться с весьма серьезными проблемами. Такой человек иногда может ненароком высказать вслух надежду, что предпочел бы, чтобы проблема перестала существовать. Люди, преданные ему, могут в этом случае неверно истолковать его слова и попытаться освободить его от излишних забот, например, перерезать горло докучливому чужеземцу.
Я нахмурился:
– Но какую проблему я представляю для Хулагу?
– Разве я говорил о Хулагу? Или о тебе?
– Нет, – быстро согласился я, – ничего подобного не было.
Субудай кивнул, вполне удовлетворенный тем, что я правильно осознаю деликатность ситуации.
– Но тем не менее ты представляешь для него некоторую проблему. Чужеземец, появившийся неизвестно откуда, хотя и говорящий на нашем языке. Ты настаиваешь на том, что являешься послом заморского владыки, но не имеешь при себе ни даров, ни верительных грамот и при этом обладаешь силой десяти воинов. Ты утверждаешь, что должен лично встретиться с Великим ханом в Каракоруме. Вполне естественно, что у Хулагу могли появиться подозрения, что ты никакой не посол, а наемный убийца, приехавший с целью убить его дядю.
– Убийца, я? – приподнимаясь, переспросил я, не веря своим ушам. – Но тогда чего ради…
Субудай-багатур мановением руки заставил меня опуститься на свое ложе.
– Это правда, что ты пришел из вечерней страны?
– Да, – ответил я, не раздумывая, помня, что из всех пороков монголы больше всего презирают и ненавидят ложь.
Как и у других кочевых народов, само выживание в условиях пустыни зависело в первую очередь от гостеприимства хозяина, его честного и строгого соблюдения собственного слова.
Он наклонился вперед, положив ладони на колени.
– Несколько лет тому назад я повел своих воинов на запад от двух великих внутренних морей, туда, где сама почва черна как смола и так плодородна, что там выращивают злаки выше человеческого роста.
«Украина», – подумал я.
– Люди в этой стране тоже имеют розовую кожу, как и ты?
Я бросил невольный взгляд на Аглу, молча сидевшую на корточках рядом с моей подстилкой.
– Верно, – подтвердил я. – Люди с таким цветом кожи живут на этой земле и дальше на запад, вплоть до великого моря.
– Дальше
– Я слышал о людях, живущих в этих странах, – подтвердил я. – Русские и поляки, венгры, немцы и франки. А еще дальше на острове, не уступающем по размерам Гоби, бритты.
– Ты пришел из этого королевства? – спросил Субудай.
Я отрицательно покачал головой.
– Нет, я проделал куда более длинный путь. Мне пришлось пересечь великое море, такое широкое, как земли, лежащие между нами и Каракорумом.
Субудай слегка отклонился назад, пытаясь представить себе столь огромное пространство воды.
Как я уже говорил, из того, что я слышал и видел, я сделал вывод, что лагерь монголов был расположен где-то на территории современного Ирана, более чем в тысяче миль от монгольской столицы Каракорума, находившегося на севере пустыни Гоби.
– Я взял тебя под свое покровительство, так как убежден, что ты говоришь правду, – повторил он небрежно. – Но я хочу знать все, что ты знаешь о западных королевствах, их городах, силе и устройстве их армий, искусстве и доблести их воинов.
Я заметил, что Агла едва заметным кивком головы дала мне понять, что отказать Субудаю или хотя бы попытаться дать ему неполную или неточную информацию для меня равнозначно подписанию собственного смертного приговора. Впрочем, похоже, знаменитый полководец даже не допускал возможности отказа. Не давая мне опомниться, он продолжал:
– Но прежде всего ты должен убедить меня в том, что страхи Хулагу абсолютно беспочвенны. Итак, объясни мне, с какой целью ты хочешь увидеть Великого хана? У тебя нет ни даров для него, ни других знаков, подтверждающих твою миссию. Ты дал ясно понять Хулагу, что прибыл сюда не для того, чтобы выразить свою покорность Ослепительному от имени твоего короля. Какое же другое послание ты собираешься передать Угэдэю?
Я продолжал колебаться. Разумеется, у меня не было и не могло быть никакого послания Угэдэю. Я просто изобрел этот предлог и назвал себя послом, чтобы спасти свою жизнь. Субудай бросил на меня надменный взгляд. В его голосе зазвучали железные нотки:
– Всю свою жизнь я провел на службе Великого хана Угэдэя и его отца, Великого Потрясателя Вселенной, чье имя чтут все монголы. Оба они доверяют мне, и я ни разу не обманул их доверия.
Намек был совершенно ясен. Если сам Чингисхан доверял Субудаю, как я осмеливался сомневаться?
– Хорошо, я скажу, – произнес я медленно, тщательно обдумывая каждое слово. – Я пришел в эту землю, чтобы предупредить Великого хана о происках дьявола, способных уничтожить его самого и всю империю монголов.
Темные глаза Субудая впились в мое лицо, точно пытаясь проникнуть мне в душу.
– Кого ты называешь дьяволом? – уточнил он.
– Существует человек, не похожий ни на одного другого известного мне. Темноволосый и темнокожий, с глазами, горящими ненавистью.