Орион
Шрифт:
Скоро моя лошадь выбилась из сил и перешла с галопа на медленный шаг. Я знал, что даже самые сильные монгольские воины не отважились бы углубиться ночью в степь при таких условиях. Знал, но не прекращал своих поисков.
Итак, чего же добивался Ариман? Если он намеревался убить меня, то он мог легко это сделать в своем храме, несколько часов назад. Никто бы и не узнал. Вместо того он направил меня в степь, прямо в эпицентр ужасной грозы. Неужели только для того, чтобы меня убил разряд молнии? Это казалось крайне маловероятным. Тогда, может быть, чтобы на время удалить меня из города? Да, пожалуй, в этом был определенный смысл. Изолировать меня от Угэдэя. Но чего ради, если Ариман не стремился убить
Я закрыл глаза, не столько для того, чтобы защитить их от проливного дождя, сколько затем, чтобы активизировать свою память и лучше припомнить все прочитанное мной в двадцатом столетии о нашествии монголов. Мои уникальные способности оказались сейчас как нельзя кстати. Я свободно воскрешал в памяти целые книги, страница за страницей, словно держал их сейчас в своих руках. Но, при всем желании, я не мог восстановить в памяти того, чего никогда не знал. Как глубоко я изучал историю в своих предыдущих инкарнациях? Я твердо знал, что монголы так никогда и не покорили Европу. Субудай действительно разбил армии Белы и разорил Восточную Европу, но не пошел дальше на запад.
«Почему?»
Ответ на этот вопрос вспыхнул в моем мозгу так же внезапно, как молния, что в тот же момент рассекла небосклон перед моими глазами. Я вспомнил цитату из книги, которую читал когда-то в двадцатом столетии.
«Ничто, казалось, уже не могло спасти Европу от нашествия монголов. Армии государств Восточной Европы под командованием короля Венгрии Белы были уже разбиты, а войска Людовика Святого Французского [16] слишком малочисленны, чтобы остановить победное шествие монголов. Но Субудаю так и не удалось воспользоваться плодами своих многочисленных побед. Неожиданное известие о смерти Великого хана заставило его повернуть свои армии и спешно возвратиться в степи Монголии».
16
Людовик IX Святой (1226–1270), король Франции
«Смерть Угэдэя!»
В случае смерти Кагана все орхоны и полководцы должны немедленно собраться в Каракоруме для выборов нового Великого хана. Смерть Чингисхана приостановила монгольскую экспансию более чем на год. Смерть Угэдэя положила конец монгольским завоеваниям.
Ариман явился в Каракорум не для того, чтобы убить Угэдэя, напротив, он старался продлить ему жизнь и, таким образом, дать Субудаю время полностью покорить Западную Европу. Вслед за Субудаем туда должны были направиться чиновники Елю Чуцая для наведения мира и порядка и утверждения законов Яссы, призванных раз и навсегда поработить население Европы. Их правление неминуемо привело бы к последующему застою в Европе, подобному тому, который поразил Китай, а затем и саму империю монголов. В итоге Европу объединили бы власть китайских мандаринов и сабли монгольских завоевателей. Многочисленные государства были бы навсегда стерты с карты Европы. Вместо них царила бы железная тирания восточных деспотов. Крупные города оказались бы разрушены или захирели сами по себе. Не было бы ни Возрождения, ни расцвета науки, ни высоких технологий. Западные демократии никогда бы не возникли. Америку открыли бы китайские мореплаватели, если вообще бы открыли.
Теперь я в точности представлял себе план Аримана. Дав возможность монголам завоевать Западную Европу, он мог быть уверен в дальнейшем застое и неизбежном вырождении людей под железной пятой монгольской тирании. То, что Елю Чуцай называл победой величайшей цивилизации в истории Земли, являлось на самом деле тупиковым путем развития, ловушкой, попав в которую человечество погибло бы.
Если Ариману удастся
Спасти жизнь Угэдэю! Вот чего добивался Ариман. Следовательно, я должен помешать ему. Мое путешествие во времени осуществлялось не ради смерти Аримана.
«Я должен был убить Угэдэя».
Проклиная на чем свет стоит темень и непогоду, я развернул коня и поехал в сторону Каракорума.
Где-то позади меня в бескрайней степи осталась Агла.
Я спешил в Каракорум, чтобы убить человека, считавшего меня своим другом.
21
Я привязал свою лошадь под навесом у нашего домика. Дождь не прекращался ни на минуту. Площадь перед шатром Угэдэя была совершенно пуста. Огромные костры, день и ночь полыхавшие перед входом в жилище Великого хана, погасли. Да и сам шатер, казалось, вот-вот унесет неистовый ветер, который все продолжал усиливаться.
Все мои мысли и чувства остались в дикой степи, рядом с затерявшейся в ней Аглой. Она отправилась туда, чтобы спасти мою жизнь, а я предательски покинул ее там, среди бури, ради убийства другого, близкого мне человека. Но нечто большее, чем чувство, влекло меня в противоположном направлении. Подобно солдату, поднявшемуся в атаку, вопреки страху смерти, я продвигался в сторону шатра Угэдэя, борясь с порывами ураганного ветра. Вероятно, из меня получился бы неплохой убийца. Вместо того чтобы направиться прямо ко входу в шатер, я сделал большой полукруг и обошел его сбоку – этот маневр гарантировал мне в такую ночь почти стопроцентную безопасность. Проскользнув внутрь, я оказался посреди хорошо знакомого мне зала для аудиенций. Сейчас здесь было пусто и темно. Длинный серебряный стол стоял пустым. Убранными оказались и шелковые подушки, на которых отдыхала монгольская знать, входившая в свиту Великого хана.
Пробравшись вдоль стены зала, я оказался в непосредственной близости от входа в личные апартаменты Угэдэя. Перед занавеской, отделявшей их от зала приемов, стояли на страже два вооруженных телохранителя. Я забрался в пространство между свисавшими с потолка гобеленами и внешней стенкой шатра и затаился там, пытаясь собраться с мыслями.
Вне зависимости от того, спал Угэдэй или нет, при нем неотлучно находятся шесть глухонемых воинов его личной охраны.
Я мог добиться успеха только в одном случае: ворвавшись в спальню и убив Угэдэя прежде, чем его телохранители успеют сообразить, что происходит. Какая судьба ожидала в этом случае меня самого, не имело для меня особого значения. Я знал, на что иду, и не хранил иллюзий на сей счет.
Но мне не давала покоя судьба Аглы. Подсознательно я мечтал только об одном – отказаться от убийства, разыскать Аглу, бежать вместе с ней из Каракорума и найти для нас уединенное местечко, где бы мы могли жить в любви и покое до окончания наших дней.
Но о каком покое можно мечтать, когда на моей совести останется гибель человечества? Я невольно содрогнулся.
– Агла, – прошептал я так тихо, что сам едва мог разобрать свои слова. – Прости меня, моя любимая. Может быть, мы еще когда-нибудь, где-нибудь встретимся…
Достав кинжал, я аккуратно разрезал стенку шатра, проскользнул в апартаменты Угэдэя и спрятался за шелковой занавеской. Никто не заметил моего появления. Шатер был слабо освещен. Сквозь шелковую ткань я мог различить только тени находившихся внутри шатра мужчин, но ничто не могло помешать мне слышать их голоса. Первый из них принадлежал Ариману. Я прирос к полу, опасаясь малейшим движением выдать свое присутствие.
– Вы скоро уснете, мой повелитель, Великий хан, – произнес Князь Тьмы густым, низким голосом.