Орион
Шрифт:
– Боль особенно сильна сегодня ночью, – услышал я слабый голос Угэдэя.
– Это все сырость, мой повелитель, – объяснил Ариман, – в дождливую погоду боль всегда становится сильнее.
– Поэтому ты и сделал питье более сильным?
– Это было необходимо, Великий хан, чтобы заставить боль отступить.
– Но она все усиливается, перс. Каждую ночь она становится сильнее. Я продолжаю ощущать ее, несмотря на твое лекарство.
– Она не оставляла вас и во время охоты?
– Куда там. Без твоего зелья
Я услышал, как Ариман издал долгий свистящий звук, похожий на шипение змеи.
– Ты по-прежнему настаиваешь, что он послан сюда, чтобы убить меня?
– Он ассасин, Великий хан. Это его работа.
– Я не верю тебе, перс.
Голос Аримана, казалось, разросся и заполнил все помещение.
– В следующий раз, когда вы увидите его, он попытается убить вас. Помните, я предупреждал вас.
– Довольно, – приказал Угэдэй. – Если бы он жаждал моей смерти, ему надо было только позволить вепрю довести дело до конца. Он спас мою жизнь, колдун.
– И тем самым завоевал ваше доверие.
Угэдэй не ответил.
Пару минут я не слышал ничего, кроме завывания ветра и скрипа крепежных канатов.
– Мой повелитель, Великий хан, – продолжал Ариман, – всего через месяц Субудай-багатур во главе своей армии пройдет земли немецких князей, пересечет могучую реку Рейн и вступит в страну франков. Франки могучие и отважные воины. Они заставили отступить сарацинов много лет тому назад. Они сегодня сражаются у стен Иерусалима против турок. Но Субудай сокрушит их мощь и разрушит до основания их города. Он достигнет побережья Последнего моря и водрузит ваш штандарт на его берегах. Тогда ваша империя займет все пространство между двумя Великими океанами. Европа и Азия будут принадлежать вам.
– Ты обещал мне это и раньше, колдун, – произнес Угэдэй слабым, полусонным голосом.
– Верно, – согласился Ариман. – Но ничего этого не произойдет, если мой повелитель умрет и все орхоны и военачальники вынуждены будут съехаться в Каракорум на выборы нового Великого хана. Орион знает это. Вот почему он должен нанести свой удар в ближайшие несколько дней, если собирается спасти Европу от армии Субудая.
– Я слышу тебя, колдун, – сказал Угэдэй, с трудом выговаривая слова, – но я не верю тебе.
– Я еще никогда не ошибался в своих пророчествах, Великий хан.
– Оставь меня, колдун. Позволь мне уснуть в мире.
– Но я…
– Я сказал, уходи, – приказал Угэдэй неожиданно окрепшим голосом.
До меня донеслись тяжелые шаги Аримана, он пересек шатер, прежде чем исчезнуть в ночи. Несколько минут я продолжал стоять в своем укрытии. Лампы, освещавшие помещение, за исключением одной, постепенно угасли. Ждать дальше было бессмысленно. Я вышел из своего укрытия.
Угэдэй лежал на своей постели, одетый в грубую домотканую ночную рубашку, обратив к потолку покрытое потом, изможденное лицо. Он еще не спал и увидел меня, едва я выбрался из своего убежища. Телохранители отреагировали мгновенно. Шесть клинков одновременно сверкнули в воздухе. Слабым движением руки Угэдэй остановил их. Они замерли на месте, продолжая сжимать рукоятки обнаженных кинжалов.
– Они видят кинжал у тебя в руке, Орион, и опасаются, что ты пришел убить меня.
Только сейчас я понял, что продолжаю держать в руке оружие. Я разжал пальцы и позволил клинку упасть на ковер. Угэдэй сделал новый знак своим телохранителям, и они, вложив сабли в ножны, один за другим покинули спальню Великого хана.
Мы остались одни.
Похоже, у Угэдэя уже просто не осталось сил. Он с трудом сфокусировал свой взор на моем лице, и я увидел агонию в его глазах.
– Ты пришел исполнить пророчество Аримана и убить меня? – спросил Угэдэй.
– Если это единственный выход.
По его губам пробежала слабая улыбка.
– Монгольский воин не может сам лишить себя жизни. Но внутри моего тела живет дьявол, Орион. Я горю, как в огне. Он медленно убивает меня, дюйм за дюймом.
«Рак!»
Так вот почему Ариман снабжал Великого хана болеутоляющими препаратами! Но даже искусство Владыки Тьмы не могло помочь Угэдэю на последней стадии его болезни.
– Мой повелитель, Великий хан…
– Орион, друг мой. Мне уже не суждено погибнуть в сражении. Я слишком болен и стар для этого. Я едва пережил последнюю охоту. Но ты можешь помочь мне. Убей меня. Дай мне возможность умереть достойной смертью, вместо того чтобы влачить жалкое существование.
Я с трудом перевел дыхание.
– Как я могу убить человека, назвавшего меня своим другом?
– Смерть всегда побеждает, рано или поздно. Она не пощадила даже моего великого отца. Доберется она и до меня. Весь вопрос в том, когда… и сколько боли мне еще предстоит испытать. Я не трус, Орион, – он на секунду закрыл глаза, и все его тело содрогнулось от нестерпимой боли, – но, поверь мне, то, что я уже испытал, более чем достаточно для одного человека.
Я стоял рядом с постелью хана, не в силах пошевелить даже рукой.
– Ты верный друг, – произнес Угэдэй, – ты колеблешься потому, что знаешь, если ты убьешь меня, пророчество Аримана никогда не сбудется и монголы так и не будут править миром.
Как я мог сказать ему, что именно стремясь предотвратить возникновение мировой империи монголов, я и пришел убить его?
– Твои пророчества нравятся мне куда больше, Орион. Пусть монголы живут в мире и согласии. Предоставим другим народам сражаться между собой за право править миром. До тех пор, пока мы сами будем наслаждаться миром… и покоем…