Орки плачут ночью
Шрифт:
– Идти в Авалон! – дружно поддержали «милитаристов» Гуррхх с Харшей, уставившись на главу племени.
Увидев, что остался в полном одиночестве, Севка тоже неохотно поднял руку, честно признавшись:
– Вы меня не убедили. Я соглашаюсь только потому, что надо поддержать Мэна. А потом еще припремся в эти Восточные горы в самую холодрыгу.
– Нет, – ответил довольный Гуррхх. – Война быстро: раз-раз, потом – гора.
– Раз-раз, – передразнил Мясоедов. – Это у тебя головокружение от успехов. После победы над лесными заморышами возомнил себя неодолимым.
– Пхе, эльфы, – орочьи морды самодовольно оскалились, и Мэн так же довольно ухмыльнулся им в ответ.
Оставив друзей обмениваться нелестными мнениями об эльфах, Севка махнул на все рукой и отправился к самой лучшей девушке на свете, которая нетерпеливо ждала его в штабной палатке. На несколько часов влюбленным удалось забыть обо всем. Потом, неожиданно быстро, на Мясоедова обрушился сон.
К Севке обратился Великий отец Кьяры. Во сне Мясоедов твердо знал, с кем говорит, но даже если бы старик не представился, он все равно не усомнился бы в личности незнакомца. Стройный, как эльф, могучий и широкоплечий, как огр, в этот раз Великий больше, чем прежде, походил на орка. Но речь его была все такой же лаконичной и не слишком понятной.
– Я великий отец Кьяры, – сказал он. – Один из Древних, созидателей. И все здесь мои дети: орки, огры, эльфы, йотуны, люди, даже те из них, кто пришел издалека. И все они мне одинаково дороги, я их люблю. Сегодня ты мог уничтожить лесной народ, причинивший тебе зло. Мог уничтожить, но пощадил, пожалел и остановил свое племя. Я благодарен тебе, и ты заслуживаешь награды.
Воспоминание о прошлом «подарке» Древнего заставило Севку вскинуться, чтобы возразить, но Великий жестом остановил его и продолжал говорить:
– Я ничего не могу сделать для тебя. Ты не принадлежишь Кьяре, – печально объяснил он. Потом сделал паузу, как будто к чему-то прислушиваясь, и с улыбкой добавил. – Ты всего добьешься для себя сам. Но теперь, когда проклятия больше нет, я помогу твоим детям. Не могу обещать им счастливую жизнь – счастье каждый понимает по-своему, – но жизнь их будет достойной. Я позабочусь о твоем племени и обо всех твоих детях, – повторил Великий отец, и Мясоедов от удивления проснулся.
– О каких таких детях? – недоуменно переспросил он вслух, невольно разбудив Дориану, которая сладко спала рядом.
– Фина сказала, что у нас будут два мальчика, близнецы, – сквозь сон пробормотала девушка, и снова уснула.
Ничего себе новости! Севка почувствовал себя выбитым из колеи. Поднявшись, он натянул трусы и жилетку и вышел из палатки, чтобы отлить, потом, задумавшись, пошел по какой-то тропинке, пытаясь разложить по полочкам услышанное. Предутреннее небо розовело, но в лесу было еще темно.
Слова незнакомца впечатались в память, как будто прозвучали в реальности. «Ты не принадлежишь Кьяре» – что он хотел этим сказать? Неужели это намек на скорую смерть? Ведь впереди их ждет война! Севка вдруг остро, мучительно ощутил жажду жизни. Ну, почему он должен умереть сейчас, когда все вроде так неплохо сложилось? Но ведь с судьбой не поспоришь! Или все же? Ответ не заставил себя ждать.
Мясоедова остановил окрик «Стой!». Обернувшись, он едва сдержал досадливый стон. Перед ним мерцала уже знакомая серебристая пирамидка, а рядом высилась такая же знакомая фигура китежского патрульного с бластером, вернее, нет – с парализатором в руках. Сыромятин.
– Здравствуй! – Севка нашел в себе силы вежливо поздороваться.
– Утро доброе, – не слишком приветливо отозвался патрульный.
– С чем пожаловал? – перешел к делу Мясоедов, сразу отбросив мысль о том, что встреча может быть случайной.
– Нужно поговорить, – объяснил Никита. – Я пришел предложить тебе ультиматум. Тебе предлагается простой выбор, вернее сказать – выбора у тебя нет.
– Вот как? – поощрительно пробормотал Севка, лихорадочно оглядываясь.
– Путей к отступлению нет, – с сочувствием глядя на парня, повторил Никита. – Каждая минута твоего пребывания на Кьяре медленно, но верно гробит этот мир, мир твоих друзей, твоих детей. Ты ведь этого не хочешь? Но ты – источник магии, дестабилизирующий фактор. Тебе нет места в этом мире. Поверь, я говорю правду.
Севка посмотрел на китежанина и поверил. Ему показалось, что и сам он в последнее время что-то такое чувствовал. Так вот что означали слова Великого отца! Мясоедов устало кивнул и уселся прямо на сырую землю под деревом, немного похожим на сосну-сельвойей.
– И какой же у меня выбор? – почти не сомневаясь в ответе, спросил он. Ответ оказался вполне ожидаемым.
– Ты должен покинуть Кьяру или умереть, – недрогнувшим голосом ответил патрульный. – Надеюсь, ты не собираешься делать глупостей?
– Не собираюсь, – угрюмо подтвердил Мясоедов.
– Тогда пойдем в звездолетку, поговорим, – предложил Никита.
Перед Мясоедовым распахнулся люк, и он с тяжелым сердцем вошел в серебристый корабль. Желания опять сбывались не вовремя, и совсем не так, как когда-то мечталось.
Глава 23
Три дня на войну
Не доверять друзьям позорнее, чем быть ими обманутым Ларошфуко. Максимы
Внутри звездолетка сначала показалась совершенно пустой, но Никита хлопнул рукой по стене, нажимая невидимую кнопку, и в центре образовавшейся комнатки прямо из пола вырос небольшой журнальный столик и два удобных кожаных кресла. Бесцеремонно усевшись в одно из них, Мясоедов прямолинейно спросил:
– Ну, и чего ты меня сюда притащил? В лесу нельзя было все объяснить? – его мучило подозрение, что обратного пути уже нет. Ответные слова Никиты немного успокоили.
– Нам нужно серьезно поговорить, – сказал китежанин. – А звездолетка не связана с объяективным сременем Кьяры. И сколько бы ты здесь не пробыл, вернешься точно в тот момент, когда вошел. Ага, значит, он еще может вернуться!