Орленок
Шрифт:
— Какую ты мне мысль подал! — подскочил уже засыпавший Борис. — Это будет здорово! Мы устроим вечер в новом учебном году: «Хетагуров в нашей школе». Сегодня первое августа, значит, ровно через месяц…
— Я займусь художественной частью, — перебил его Витя, «мастер художественного слова», как в шутку звали его одноклассники.
Начали обсуждать программу вечера, но усталость брала свое, и они засыпали один за другим.
Проснулись по привычке рано. Начинался обычный трудовой день. Но почему не едут из центральной усадьбы за зерном?
— Едут! Едут! — вдруг раздалось несколько голосов.
Две подводы мчались прямо к току. В одном из ездовых школьники узнали заведующего хозяйством дядю Гришу — маленького, подвижного толстяка, у которого про запас всегда было много шуток и острот. Ребята бросились к нему навстречу, но завхоза словно кто подменил: ни на кого не обращая внимания, он подошел к Кузьме Гордеевичу.
— Собирай имущество, Гордеич. Вакуация. — Новое для многих слово он выговорил с трудом и неправильно.
Кузьма Гордеевич молча нагнул голову, широкие брови сошлись на переносице.
— Хлопцы и девчата, — громко сказал дядя Гриша, — собирайтесь. На вокзал отвезу. Да не бойтесь вы, — дядя Гриша улыбкой подбодрил ребят, — успеете до своих мамок добраться…
Немного недоезжая до вокзала, ребята увидели голубой дымок-облачко.
— Поезд! Бежим!
Эшелон был переполнен. Ребята подбегали то к одному вагону, то к другому:
— Мы ученики, урожай убирали.
— Мы из Ставрополя. Возьмите нас.
…Утром третьего августа подъезжали к Ставрополю. Поезд замедлил ход. «Тук-тук-тук», — стучали колеса. «Тук-тук-тук», — вторили ребячьи сердца, а мысли о доме мчались вперед, быстрее поезда.
— Как думаешь, Вадим, займут фашисты город? — спросил Геннадий.
— Раз эвакуация, значит, дело плохо, — ответил Вадим. — Из-под кепки, глубоко надвинутой на лоб, смотрели синие грустные глаза. Лицо Вадима было черным от пыли и паровозной копоти.
— А успеем мы уехать? — спросил Борис.
Ему никто не ответил. Поезд подошел к вокзалу. На вокзале ни души. Эшелоны ушли на Кавказскую еще вчера. Наскоро прощаясь, ребята разбегались в разные стороны.
Геннадий и Вадим чуть не бегом поднимались вверх по бульвару главного проспекта. Навстречу шли люди с чемоданами, корзинками, тюками. По булыжной мостовой с грохотом проносились машины.
— Мы хотели идти с тобой на фронт, Геня, — Вадим посмотрел на товарища, — а фронт пришел к нам.
— Вадим, — Геннадий помолчал, поднял на друга глаза, — мне как-то страшно. И… не знаю, что надо делать…
— Сейчас и я ничего не знаю. Время покажет. Ну, до встречи!
На углу Таманской улицы друзья распрощались. Вадим жил на улице Орджоникидзе, Геннадий — на Советской.
Любопытство побеждает
— Геннадий, наконец-то! — мать крепко обняла сына. — Я всякое передумала… Ешь и скорее к военкомату.
Пока Ольга Ивановна хлопотала с обедом, Гена прилег на кушетку и сразу уснул.
Вдруг город сотрясли взрывы — один, другой, третий…
— Гена, Гена, проснись! — теребила сына испуганная Ольга Ивановна.
Геннадий сонно, непонимающе посмотрел на мать.
— Проснись же! Фашисты бомбят город. Слышишь? Скорее давай уходить.
Ольга Ивановна выпрямилась. На черные, вьющиеся волосы накинула шелковую косынку, взглядом обвела комнату. Вещи, когда-то такие необходимые, потеряли всякую ценность. Она никогда не показывала сыну свою слабость, а сейчас крупные слезы текли по лицу.
Как во сне услышала Ольга Ивановна голос сына:
— Пойдем же, мама!
В городе царила суматоха. Голеневы торопливо прошли мимо решетчатого балкона крайсуда, вверх по проспекту.
— Мама, а что если все машины ушли?
Ольга Ивановна и сама уже беспокоилась об этом, но сыну ответила:
— Не может быть. Уедем еще. Должны уехать…
Возле военкомата никого не оказалось. Геннадий бросил вещи на ступени, вбежал в опустевший двор.
— Уехали! — закричал он. — Мама, слышишь, уехали! — Геннадий посмотрел по сторонам. — Мишка! — вдруг бросился он к подходившим парню и женщине. — Вот это здорово! Откуда ты? Нас теперь много, не пропадем!
Миша Алексеев и его мать Екатерина Никитична жили с Голеневыми в одном доме. Ребята давно дружили. Сейчас оба особенно обрадовались нежданной встрече. Вчетвером обсудили, как быть. Решили добираться до Невинномысско-го шоссе, а там — на попутной.
Едва вышли на окраину, снова началась бомбежка. Теперь уже где-то внизу, у вокзала. Но что это? У ребят от страха расширились глаза: парашютный десант!
— Все… — Миша беспомощно опустился на придорожный камень.
— Не все! — упрямо посмотрел вперед Геннадий. — Идемте!
Кирпичный завод… Дальше — лес. Из-за поворота на дорогу выехала машина. С огромной скоростью неслась она прямо на них. Шофер неожиданно затормозил. Из кабины выскочили солдаты во вражеской форме. Ольга Ивановна побледнела. Миша и Геннадий стояли как вкопанные.
— Город есть русска зольдат? — спросил фашист.
Мальчики переглянулись.
— Мы не знаем, — с трудом выдавил из себя Геннадий.
— Не видели, — тихо повторил Миша.
«Сейчас… сейчас расстреляют!»
Один из солдат обратился к женщинам:
— Матка, иди домой. Там, — солдат махнул рукой в сторону леса, — германская армия. Там, — взмах в сторону Ташлы, — там тоже.
— Ком нах хауз, — приказал другой.
Машина помчалась к городу.