Орлиное гнездо
Шрифт:
Приехали в Тырговиште они посреди дня – Кришан опасался, как бы не опоздать: вечером ворота столицы запирались в один и тот же час, как пробьют часы на Башне Заката* - Турнул Киндия, возведенном Дракулой сторожевом посту. Оттуда, сказывали, господарь любил смотреть на пытки – высоко было видно…
Сам Кришан этого не наблюдал – могло быть так, что лгали люди; как лгали всегда и много.
Его отряд пропустили свободно – и в этот раз Кришан поехал сразу в тот дом, который посетил после Испиреску. Дочь-невесту не годилось привозить туда, где был ее жених, -
У его друзей Иоана смогла помыться и отдохнуть с дороги. Она сразу же легла спать – слишком усталая, чтобы удивляться и даже бояться; и Кришан, поцеловав ее в лоб, помолился, чтобы сна дочери ничего не потревожило.
Сам же он, вздремнув недолго в комнате рядом с дочерней, пошел договариваться со священником. Свадебные обряды в народе были затейливы, неспешны; у них времени на такие церемонии не было. Простота, маневренность – вот что стало новым рыцарским девизом во времена Дракулы.
Иоана увидела жениха, а он – ее на другой день после приезда. Под бдительным оком родителя Корнел поклонился невесте, и она поклонилась в ответ и покраснела. Они совсем не знали друг друга – но никак не годилось предоставлять их друг другу до свадьбы: предоставлять на что бы то ни было. Боярин и сам был строг в вопросах девичьей чести – господарь же карал за бесчестье или даже подозрение в нем беспощадно. Наедине с дочерью Кришан спросил Иоану – понравился ли ей жених.
– Понравился, - ответила она серьезно. Потом улыбнулась: бедняжке было страшно. – А что нужно больше?
Раду рассмеялся от души.
– Нужно много, много больше, голубка, - но это ты еще узнаешь. Вы будете хорошо жить.
Потом стали готовить свадебный пир – в доме жениха, конечно, потому что дом невесты был слишком далеко, по ту сторону границы!
В день свадьбы Иоана вышла особенно ярко и дорого разодетая, под тончайшим шелковым покрывалом, ниспадавшим до колен. Она с непривычки не слишком хорошо видела под ним, шла нетвердо; отец вел ее за руку. Скоро он обрадовался, что дочери плохо видно.
Впереди маячил черный от крови кол со вздетым на него безобразно скорчившимся мертвецом – ему насквозь проткнули живот. Висел казненный недолго – вчера его место было пусто. Значит, и скончался он быстро.
Однако жара и время сделали свое дело – мужчины укрепились и ничего не сказали; а невеста, когда ее достиг трупный смрад, пошатнулась и спросила:
– Что?..
Тут же она замолкла, все поняв. Пошла вперед, как овечка, опустив голову; Кришан мог только пожать дочери руку, и куда слабее, чем ему хотелось, чтобы не повредить ее нежных косточек. Вблизи стало видно, что птицы уже выклевали страдальцу глаза. Иоана отворотилась, несмотря на покрывало.
Какие уж тут обряды, какое веселье!
Кришан порадовался, что дочь не видела базарной площади, на которой Раду накупил гостинцев своей семье, - вот где в самом деле было не место невесте; хотя после свадьбы, хозяйкой, Иоане, конечно, придется там бывать.
За всю дорогу она больше не
У церкви они сошлись с женихом и его небольшой свитой – вернее говоря, жених уже дожидался знатную невесту там: Корнел опять почтительно поклонился красавице-боярышне, но она едва взглянула на него. Немного ожила Иоана только в церкви, когда запел хор и перед ними возник священник в золотых ризах.
Оба опустились на колени перед налоем.
Их обвенчали быстро – голос невесты звучал тихо и глухо; голос жениха тихо и трепетно, точно он не был слугою самого страшного человека на земле – или же трепетал перед святостью обряда и красотою Иоаны больше, чем перед Колосажателем.
Корнел неловкими руками поднял покрывало Иоаны, чтобы поцеловать ее, - она закрыла глаза и ощутила на своих губах его сладкие губы. Он был совсем молод, может, только на год старше ее, – и совсем свеж. Он даже еще не брился.
Теперь она была его жена, и Корнел мог смотреть на ее лицо и держать ее за руку. Иоана ощутила, что ей это совсем не так мерзит, как думалось раньше.
Но она не знала, о чем говорить со своим мужем, - и потому, застенчиво улыбнувшись ему, опустила покрывало опять; он же большего и не просил, и вовсе смутился. Точно ли орел? Голубь!
Молодые в сопровождении родни и друзей направились в дом жениха, где сели за праздничный стол. Корнел и Иоана сидели рядом, ощущая теплоту плеч друг друга; и чувствовали, что у обоих горят щеки. Молодая жена не поднимала глаз – и думала изумленно: как все это так быстро совершилось? Как она оказалась неразрывно связана с человеком, который, возможно, ужасен, зверь?
Хотя разве отдал бы ее отец за зверя – отец, которому она как порошинка в глазу?
Наконец пир окончился; и настало время молодым идти в опочивальню. Она встала вместе с мужем, и они поклонились гостям. В народе, по обычаю, молодая жена отказывалась сразу входить в спальню – и тогда мужчины поднимали ее и вносили внутрь под руки; и теперь Иоана поняла, почему требовалось насильничать. У ней самой сейчас ноги не шли…
И, как в народе, сильные мужские руки подняли ее и внесли через двери; это были руки рыцарей, и они отдавили ей плечи.
Муж оказался рядом с нею, дверь за ним закрылась.
Иоана не знала, что делать, что говорить, – только стояла перед ним, и ей было страшно. Корнел тоже не знал, что делать и что говорить. И тогда Иоана произнесла, указав на постель:
– Пойдем сядем вместе… Я хочу разглядеть тебя.
Он покраснел, потому что был смущен, - но послушался ее; они вместе подошли к ложу и сели рядом, на сестрино покрывало. Иоана с робостью, но и с зарождающимся восхищением рассматривала своего молодого мужа: прекрасные черты, его, наверное, нахваливали не меньше, чем ее, пока он возрастал… черные очи и густые кудри, ниспадающие на сильные плечи. Она улыбнулась ему, и Корнел улыбнулся в ответ: глаза его заиграли, как вино. Иоана вдруг подумала, что с такою же молодецкою радостью он мог смотреть на казни, что так любы его господарю.