Орлиное гнездо
Шрифт:
Он налил ему вина – и Раду, улыбнувшись и поблагодарив кивком, пригубил. Он пил без опасений. Боярин почти слышал мысли Испиреску – тот очень хотел спросить, зачем пожаловал высокий гость; и с каждою минутою все более. Но Раду не заговорил, пока не выпил все вино. – Еще, пожалуйста, - попросил он, отставляя кубок.
Когда хозяин подлил еще – руки подрагивали, он чуть не пролил на стол багряный веселый напиток – Раду заговорил.
– Где теперь твой сын, почтенный Тудор?
Испиреску был вдовец, и сын от покойной жены ему остался единственный; теперь он состоял в государевой
– Он при государе, в палатах! Несет службу, сегодня - всю ночь!
Раду слегка улыбнулся.
– Очень рад тому, - ответил он степенно. – Твой Корнел, конечно, все еще не женат?
– Нет, господин…
Тудор Испиреску понял, о чем с ним хотят говорить, - и не то обрадовался в душе, не то заметался. Раду опять сделал глоток вина.
– У меня есть дочь-невеста, как ты, должно быть, не забыл, Тудор, - проговорил он. – Красавица Иоана. Услада для моих глаз и утеха для моего сердца, мне очень горько будет расстаться с нею, – но пришла пора ей выпорхнуть из гнезда, как и твоему сыну обзавестись гнездом и доброй подругой. Ныне я предлагаю тебе дружбу и прочный союз… Ты понимаешь, о чем я говорю?
Испиреску затрепетал под взглядом черных глаз боярина.
– Какая честь для нас, господин!
Раду улыбнулся, показав белые зубы, сверкнувшие под черными усами. Да; это была и честь, и страх великий - и перед Кришаном, и перед господарем: как-то Дракула посмотрит на союз своего человека со старым боярином, старым княжьим мужем?
– Большая честь для вас, - согласился Раду, потомив хозяина молчанием несколько мгновений. – И я дам за дочерью богатое приданое, почтенный Тудор. С нею радость и достаток в твоем доме умножатся. Надеюсь, ты не отвергнешь моего предложения?
Испиреску смотрел не столько на лицо своего гостя, широко расположившегося в кресле, - сколько на его могучие руки, соединившиеся на серебряном поясе: у рукояти меча, с которым он не расставался.
Хозяин осторожно сел в кресло около Раду – потом выпрямился и посмотрел на него довольно твердо.
– Чему я обязан такою милостью, господин? Почему из всех домов ты выбрал мой скромный дом?
Испиреску был непрост – и потому Раду, помедлив, ответил:
– Я, как и ты, верный слуга нашего государя и желаю послужить ему по мере сил. А что больше я мог бы сделать для него, как не отдать величайшее сокровище моего дома?
Хозяин поклонился, прижав руку к сердцу.
– Ты мудр и благороден, господин.
– Я рыцарь, - ответил Раду спокойно, пристально глядя на него. – Рыцарство немыслимо без благородства.
Он помедлил.
– Ты согласен?
Тудор еще раз низко поклонился.
– Да, господин. Позволь поблагодарить тебя от всего сердца.
Раду учтиво склонил голову – а сам подумал: какие поистине диаволовы времена настали, что вельможный рыцарь должен ехать на поклон к простому горожанину, вчерашнему смерду! И предлагать ему свою прекрасную дочь, которой тот в прежние годы на коленях бы не вымолил!
Но Испиреску был лучшим, на что мог сейчас надеяться Раду Кришан, - он загадывал на будущее: а в будущем все прежнее рыцарство окажется под пятою неистового Влада. Боярин прикрыл глаза и возблагодарил Бога за свою удачу. Приехав к Испиреску самолично, он добился того, чего могли бы и не добиться сваты, даже явившиеся от его имени, - и посылать по такому делу слуг было… слишком ненадежно.
– Если позволишь, мы переночуем у тебя, почтенный Тудор, - а утром я хочу пойти посмотреть город… Как Тырговиште изменился за те годы, что я провел в моей Трансильвании, - проговорил Раду. – И сына твоего я желал бы дождаться от князя, расспросить – какова его служба.
Вот тут Испиреску испугался по-настоящему. Но теперь уже он не мог отказать Кришану ни в чем.
– Как тебе будет угодно, господин. Конечно: мой дом теперь – твой дом. Сейчас подадут ужин.
– Надеюсь, ты разделишь его со мной, - улыбаясь, проговорил боярин.
В эту ночь Раду уснул спокойнее, чем в предыдущую, - как ни удивительно: но теперь дело было решено, и в душе его ненадолго воцарился мир. Спальня, которую ему предоставили, выходила окном в сад, а тот – на городскую улицу. Несколько мгновений Раду чутко прислушивался – в Тырговиште было тихо и благословенно; а потом закрыл глаза и крепко заснул.
Проснулся боярин от криков.
Он вскочил, неодетый хватаясь за оружие, оставшееся при нем, - и уставился вытаращенными глазами в окно; но всю улицу закрывали выхоленные яблони Испиреску. Уж не затем ли он насадил их перед домом?..
– Что такое?..
До Раду донеслась захлебывающаяся цыганская брань, потом пронзительный женский крик… рыдания; это сопровождалось грубой мужской руганью на валашском языке. Топотали подкованные сапоги, лязгало оружие. Потом и брань, и рыдания, и вопли – все удалилось и растаяло в ароматном летнем воздухе.
– Господин!
Испиреску, тоже неодетый, подоспел к нему, точно почувствовал его сердце и спешил унять высокого гостя прежде, чем дойдет до беды.
– Это цыгане – должно быть, попались на краже, - объяснил он, положив руку на плечо Раду; тот мелко дрожал всем телом и не сопротивлялся. – Их повели на расправу…
– Сразу на расправу? – усмехнулся боярин.
Но, помимо отвращения, он ощутил какое-то удовлетворение. Наконец-то этих конокрадов смирили!
– На коней чьих-нибудь покусились, должно быть? – спросил он Испиреску. Тот неловко усмехнулся; но ему было страшно, куда более, чем он желал бы показать.
– Какое - на коней! – ответил Испиреску. – У нас теперь суд короток. В Тырговиште за самую мелкую кражу – плаха или костер. А то и вовсе, как господарь любит…
– На кол? – спросил Раду, сведя черные брови. – За самую мелкую кражу?
Его будущий сват кивнул.
– У нас не то что воровать – помыслить о воровстве теперь боятся, - ответил он.
И тут до них донеслись крики – дальние, но ужасные; дальние, но явственно слышимые для непривычного Раду Кришана.
– Жгут, - прошептал Испиреску, сжав его плечо. – И то лучше, если костер: быстро кончится…