Орлиное гнездо

MadameD

Корнел побагровел от стыда; но принужден был уступить.

– Только никаких!.. – вскинулся он, когда хозяин подступил к нему с жесткой банной рукавицей.

– Я не распутник, - мягко ответил турок. Корнел стиснул зубы, поняв, что выдает себя с головой человеку, который говорил с ним только намеками – могущими быть истолкованы как угодно.

Штефан быстро и с силой оттер его спину. Потом отбросил почерневшую мыльную рукавицу и вышел: Корнел не успел даже слова сказать.

А Штефан думал, что нужно будет непременно

узнать секрет этой туши, которая смывается с кожи бесследно.

Когда Корнел вышел из купальни, его товарищи уже встали. Штефан непринужденно поприветствовал витязя – и тихонько попросил указать на двоих рисовальщиков, которым Дракула доверил тайну.

– Но ведь ты уже все срисовал, - мрачно сказал Корнел.

Штефан пожал плечами.

– Назови мне их, если не хочешь, чтобы я взялся добывать сведения сам, - невозмутимо сказал усмиритель народных возмущений.

Корнел улучил минуту и указал на двоих своих товарищей: таких же могучих валахов, как и он. Витязи. Ну конечно, подумал турок: ближний круг…

– Мне все-таки удивительно, что Андраши не допрашивал вас… Должно быть, он совсем плох, - вдруг серьезно сказал Штефан Корнелу. – Теряет хватку.

Корнел рассмеялся.

– Вот уж это едва ли! Просто Андраши знал, что ему никто из наших ничего не скажет. Князь Дракула не глупее тебя, паша, а Турцию вызнал вдоль и поперек.

– Что верно, то верно, - сказал Штефан.

Больше ему ничего и не нужно было. Штефан подошел к одному из людей, на которых указывал Корнел, - и, поартачившись немного, валахи сдались: каждый из них знал одно только слово, но вместе эти слова сложились в ясный приказ турецкому рыцарю. “Найти и уничтожить”.

Штефан с сомнением посмотрел на витязей Дракулы – но потом заключил, что эти посланники опасными быть не могут. Они не принадлежат к ордену, видно уже по честным и невежественным лицам: не иначе, Дракула выбрал их за превосходную память, свойственную разведчикам без воображения. Карта ничего им не сказать не могла – а слово Дракулы для этих вояк закон.

Найти – и уничтожить!..

Для Штефана это было как сжечь сокровищницу своей души. Для Влада, конечно, - тоже.

Но нужда в таком варварстве назрела великая.

Если только Андраши ворвется – или проникнет окольными путями в Стамбул… Сейчас это ему сделать легко как никогда.

Турок ушел в свою комнату, унеся с собой драгоценный лист, - и там крепко задумался над ним.

Василика тоже вздремнула днем – а потом пошла на кухню, присмотреть за ужином. Сама она редко стряпала и никогда не убиралась, препоручая это прислуге: но надзирала за всем домом. Ее величали хозяйкой с полным уважением – и почитали знатной госпожой. Теперь ее не отличить было от знатной госпожи: и многих она даже превосходила.

В здешнем доме Абдулмунсифа она не

прикрывала лица ни перед кем; только на улице, но не потому, что было велено, а из осторожности. Над местными женщинами нередко совершались насилия; но турчанок защищали уже их покрывала, как от своих, так и от чужих. Все – и бедные, и богатые - знали, кто господствует в Стамбуле.

Хотя работы усмирителю народных возмущений все прибавлялось. Как будто кто-то изнутри, из Стамбула, подыгрывал Андраши.

Однако сейчас на Василике было только темное домашнее платье поверх тонкой рубашки с шароварами и туфли на босу ногу. Волосы она скрутила узлом, но не прятала. Разве кто-нибудь из гостей Штефана посмеет обидеть ее?

Спустя некоторое время она вернулась в комнаты, напичкав Анастасию, свою служанку-гречанку, наставлениями по самое горло. Не столько потому, что Анастасия нуждалась в указке, - сколько потому, что Василике нравилось властвовать над своим домом.

Ей вдруг показалась чья-то тень в коридоре – а потом на свет выступила незнакомая мужская фигура. Василика в испуге остановилась; рука тотчас легла на рукоять валашского ножа. Она носила этот нож с собой, точно оберег, - и, выходя из своей спальни, не расставалась с ним, подобно воину.

– Госпожа? – спросил молодой голос по-валашски.

Василика не двигалась с места.

– У меня есть нож, - сказала она.

– Я вижу, - ответил неизвестный юноша без всякого удивления. Он шагнул вперед – и на красивом лице его в огне лампады высветилось восхищение.

– Я никогда бы не посмел обидеть тебя, - серьезно сказал валах и поклонился.

Василика уже знала, кто перед ней.

– Господин… боярин Кришан? – спросила она.

Николае снова поклонился. Замешкался, дернувшись к ее руке, - но поцеловать ее не решился.

– Я еще не боярин – я не могу вполне наследовать отцу, - смущенно сказал он. Рассмеялся. – Едва ли когда-нибудь это случится.

Василика кивнула.

– Я знаю, что сталось с наследством твоего отца.

Она опустила накрашенные глаза.

– Прости, господин, но я должна идти.

Она двинулась мимо него, но Николае умоляюще протянул руку и остановил ее.

– Госпожа… Я не знал, и подумать не мог, что ты валашка, - с робостью и радостью проговорил этот юноша, родной брат ее княгини. – Откуда ты родом?

– Из Тырговиште, - сказала Василика; лицо ее заалело. – Из города плача! А теперь дай пройти!

Николае посторонился, хотя и не думал держать эту прекрасную юную женщину. Василика ошеломила его, как ошеломил бы его вид родных лесов, деревянных церквей… вид своих живых сестер, молодых и гордых, смеющихся с ним на шумном семейном застолье…

Теперь настало время плача, а не смеха. И не дело ему так думать о женщине, принадлежащей этому турецкому паше. Как только он вывез ее из Валахии?