Орлиное гнездо
Шрифт:
“Нет, нет – князь Дракула не может быть таков, - вдруг отчаянно подумал Николае. Он сам не понимал, отчего ему вдруг с такой страстью захотелось, чтобы Влад Колосажатель оказался не так разумен в своей жестокости, как граф Андраши. – И моя сестра, княгиня, не могла быть такова!”
Уж Иоана – никогда! Николае отправил в рот большой кусок мяса, чтобы заесть даже проблеск такой мысли.
Потом Андраши сказал:
– Вы получите фирман, который защитит вас по пути в Стамбул и в самом Стамбуле. Там вас встретит мой турецкий брат… Абдулмунсиф, крещенный Штефаном.
Николае
Андраши сердечно похлопал его по спине - и прибавил:
– Мы с Штефаном не только братья по вере, но и старые друзья, как с тобой. Он позаботится о вас. Прежде всего, о тебе… тебе я меньше всех желаю зла!
Андраши помолчал. Глядя на юношу, он улыбался с каким-то христианским умилением - грустной, но глубокой приязнью.
– Я очень люблю таких, как ты.
Николае понял, что на этот раз Андраши не солгал – да и до сих пор не лгал ни в чем: какой же страшной ложью могла быть правда! И каким великим обманщиком тот, кто скажет эту правду в неподходящее… или подходящее только ему самому время!
Он вдруг понял, что все это время Андраши говорил по-валашски: так, точно родился на его земле. Николае ощутил, что готов заплакать, – ощутил, словно его предали все, кого он любил. Но он раньше умрет, чем покажет Андраши свою слабость.
Николае осознал, что Андраши смотрит на него с сочувствием, какого он не видел ни от кого.
– На нашем жизненном пути мы можем иметь только одну опору, - негромко сказал белый рыцарь.
Николае закрыл глаза и перекрестился. Посмотрев на белого рыцаря, он увидел, что Андраши улыбнулся, - а потом венгр встал.
– Ты, наверное, хочешь побыть один, помолиться… Не стану мешать!
Он удалился, неслышно прикрыв за собой дверь.
Николае опустился на колени, прижавшись лбом к полу, к ковру – как молились мусульмане или самые истовые христиане. Он очень хотел помолиться. Но не мог.
Николае провел еще два дня в заточении, вместе с Корнелом и другими своими товарищами. Несколько раз Николае сходился с Корнелом в комнатах или в саду, но они почти не говорили, даже едва смотрели друг на друга.
Андраши навещал боярского сына по вечерам. Они ужинали вместе, и граф расспрашивал его о жизни так, точно они расстались только вчера. Между прочим, спросил, как поживает маленький воспитанник Николае, сын Иоаны…
Если справедливы были их догадки об Андраши – заговорить об этом было для него как коснуться незаживающей раны. Но Андраши вел себя так, точно и не было этой смерти, этого расставания.
“Он держит ее и никогда не отпустит, - вдруг подумал Николае с ужасом. – Он не может отпустить то, что однажды назвал своим”.
Николае не знал, говорил ли Андраши уже с Корнелом, другим вдовцом Иоаны… но не желал, не мог себе этого вообразить.
На прощанье во второй день Андраши сказал, что отошлет их в Стамбул завтра, снабдив бумагами.
========== Глава 87 ==========
Николае так и не поверил, что уезжает от Андраши, что хватка этого существа ослабла – пока дом в Эдирне не скрылся из виду.
“Любовь бывает страшнее ненависти, - вдруг подумал Николае. – Если Бог есть любовь, то на свете не может быть ничего страшнее любви…”
Как он не понимал этого раньше? Он словно не жил до того дня, как попал в руки Андраши! И тот словно заклеймил его своей печатью – пробудил к жизни, пробудил в нем что-то, что ужасало самого Николае.
Если служение ордену таково, как сегодня ощутил это Николае, - то не один Андраши, а все рыцари Дракона не люди, не могут быть людьми… Сколько от человека осталось в Корнеле? Он – мужицкий сын, сказал Андраши: значит, несмотря на бесчисленные свои грехи, на годы, омытые реками крови, намного более еще человек, еще христианин, чем высшие посвященные благородных кровей. Николае сам не знал, откуда пришли к нему такие мысли: но чувствовал, что они верны.
Николае поник головой, словно утомился скачкой на коне; но это просто морок обнял его голову. Он вдруг увидел перед собой, в непроглядной хмари, знакомые черты. До боли знакомые черты! Сестра, которую он совсем забыл!
– Ты человек только до тех пор, пока ты не пробудишься, маленький братец, - улыбаясь нечеловеческой улыбкой, прошептала Марина. Николае зажмурился и замотал головой.
– Нет-нет-нет, - прошептал он.
Марина склонилась к нему и подарила поцелуй смерти.
Николае ощутил, что его схватили за плечо, и встряхнулся; и узнал Корнела. Тот всматривался в него с тревогой.
– Ты задремал! – сказал витязь. – Смотри за собой!
Николае кивнул. Он все еще был полон ужаса перед образом Марины, какой она предстала ему… Где Марина сейчас? В аду, конечно, как все самоубийцы! И она звала, тянула его к себе!..
Ему захотелось броситься в сильные объятия Корнела, взмолиться о защите – но это была такая напасть, которую каждый человек встречал один на один. Николае стиснул зубы и, сотворив короткую молитву, попытался взбодриться. Ему это почти удалось.
По пути Николае стало полегче – мир опять прояснился и расцветился красками, тьма, казалось, потеряла над ним свою власть. Николае был даже рад турецкой жизни, потому что этот безбрежный и беззаконный человеческий рынок не давал ему дремать.
Когда они взошли на борт корабля с каким-то старинным греческим названием, Николае стал у борта, хотя никогда прежде не видел моря и не был знаком с его опасностями. Он бы выпал за борт – и утонул раньше, чем его хватились бы, пусть и умел плавать: на боярском сыне был тяжелый доспех, а от качки, от зыби и блескучей ряби, волновавшей воду, его тошнило.
Корнел стал рядом с ним – и не показывал никакой слабости, хотя тоже никогда раньше в море не выходил.
– Она зовет… Вода, - сказал ему Николае, взглянув на сумрачного витязя. – Ты не чувствуешь?