Орлий клёкот. Книга первая
Шрифт:
— Я собрал вас на совет командиров, — начал немного торжественно Богусловский и сам же смутился. Какой совет? Вздохнув, продолжил уже буднично: — Как обороняться станем, давайте прикинем…
— При нижних чинах счел перечить неуместным, теперь же позвольте, Иннокентий Семеонович, усомниться в целесообразности организации обороны. Возможно ли предательство? Я не могу помыслить, чтобы Андрей Павлантьевич так низко пал. Из одной тарелки хлеб брали… — сказал Леднев.
— Табачок, думаю, у вас с ним поврозь был! — весело, даже радостно улыбаясь, бросил реплику Костюков.
«Ишь ты, психолог», — одобрительно подумал Богусловский. Ледневу
— Потерявший честь единожды, дорого ли ценит ее?
— Весьма сомнительно предательство, — упрямо стоял на своем Леднев. Но мнение мнением, а служба службой. Заявил твердо: — При всем при том готов прилежно исполнять все меня касающееся. Слово чести…
— У меня такая думка: хлебы и муку поднять сюда, — прервал Костюков пустые, как ему представлялось, разговоры бывших офицеров. — Коней к ночи вдосталь напоить, запас сделать воды, сколько по силам. У бани и пекарни засаду крепкую посадить. И не только дорогу дозорить, а и берег. Подплывут, чего доброго, на бурдюках…
— Эка, хватил! — удивленно воскликнул Леднев. — В столь холодной воде возможно ли?
— Вот невидаль! — хмыкнул Костюков. — Салом курдючьим с перцем натрутся, бузы [2] кису выдуют — и начхали они на стужу. Впервой им, что ли?
Хотел еще подначить: «Молодо, мол, зелено», даже погладил, предвкушая поощрительные улыбки казаков-взводных, свои усы-колосья, но сдержался. Продолжил свой план:
— У водопровода еще засаду. Самых храбрых и умелых. Без него мы недолгие вояки. Говаривал казакам еще прежде: давайте колодцы соорудим. Куда там! Где, мол, неприятель, чтобы осадил крепость? Нету его. Вот тебе и нету!
2
Буза (казах.) — легкий хмельной напиток из проса.
Слушая Костюкова, Богусловский все больше проникался к нему уважением. Вот тебе и беспечный вроде!
— Разумно все. Считаю, план можно принять. Прошу высказываться остальным.
Совет командиров длился недолго. План Костюкова одобрили все, и Богусловский подвел итог:
— В засаду у реки выделим взвод Костюкова полностью. Остальные два взвода — в крепости. От каждого взвода выделить по пяти человек в мой резерв. Прошу командиров взводов предупредить казаков, чтобы почем зря не палили патроны. Огнезапас у нас большой, но следует учитывать, что мы можем оказаться блокированными продолжительное время. Все у меня. Пошли во взвода.
Богусловский вышел на крыльцо вслед за командирами. Солнечно, морозно и тихо. Что тебе в России в добрый зимний день. Здесь таких дней досадно мало. Солнца, в общем-то, много, но и ветра не меньше. Холодного, пронизывающего. Не только люди, но и горы, казалось, зябли на таком ветру, становились жуткими, пугающими. А сейчас они были веселыми, лучистыми. Белизна их слепила.
«За горами тоже следует установить наблюдение. Горцы — что барсы, везде пройдут», — подумал Богусловский и пошагал к крепостным стенам, чтобы окончательно убедиться в верности принятого плана обороны.
Оборонять, собственно, пограничный городок было не трудно. Природа словно специально позаботилась о пограничниках, создав довольно просторную террасу под горами. О ней легенда есть: осерчали горы на реку за вечный ее надоедливый шум, решили проглотить. Язык высунули, но до воды дотянуться им не смогли. По краю этого языка и возвели фортификаторы крепкие кирпичные стены с бойницами для винтовок и пулеметов. Отвилок от дороги в крепость пробили неширокий, для одной брички, и с таким расчетом, чтобы от ворот он насквозь простреливался и по бокам имел валы-брустверы. Роль окопа мог играть отвилок. По обочине отвилка протянули пожарный шланг, серый, незаметный, а за воротами поставили ручной пожарный насос — вот тебе и водопровод. Прежде этот водопровод Богусловский считал воплощением весьма рациональной мысли, сейчас же думал иначе: водопровод — ахиллесова пята крепости. Без пекарни и бани можно, в конце концов, и обойтись, а без воды каково? Один выход — снег топить. Только много ли его натопишь на двух кухонных плитах, хотя и больших? Никак коней не напоишь.
«Костюкова нужно пулеметом усилить, — решил Богусловский. — Еще один пулемет — к воротам. На кожухи муфты из овчины сшить, чтобы вода не замерзала».
Неспешно он обошел по стене весь городок, впервые за годы службы здесь так внимательно его изучая. Не все оказалось так надежно, и ловкие горцы здесь могли вполне вскарабкаться к стенам крепости, а затем, втянув сюда лестницы, преодолеть и сами стены. Выход один — засады перед стеной.
Когда же он вернулся в казарму, чтобы сообщить взводным окончательное свое решение, Костюков опередил его:
— Забыл я, командир, сказать тебе прежде: засады нужны еще в трех местах…
— Спасибо, я по поводу этого и хочу распорядиться, — прервал Костюкова Богусловский, удивляясь вновь такой наблюдательности, такому умению от природы оценивать обстоятельства. Он был доволен Костюковым, хотя фамильярность молоденького взводного коробила его.
А Костюков продолжал:
— Колючей проволоки валики можно напутать…
— Весьма разумно! — не скрывая восхищения, воскликнул Богусловский. — Дельно, ничего не скажешь.
Дотемна казаки успели сделать все, что задумали, и изрядно утомленные, повалились на койки. Не спали только часовые, усиленные, парные, да Богусловский. Он писал письмо домой, с мельчайшими подробностями рассказывая обо всем, что произошло в захолустном пограничном гарнизоне, одновременно как бы со стороны осмысливая все пережитое им в эти дни, оценивая свои поступки, свои слова, еще раз определяя либо их верность, либо ошибочность. Когда он поставил точку в письме, точку своим раздумьям и сомнениям: «Нет, с границы не уйду!» — уже перевалило за полночь, и пора было поднимать казаков-пограничников.
Повремени бы немного Богусловский, опоздали бы казаки. Абсеитбек с двумя сотнями джигитов уже находился совсем недалеко, уже остановил отряд, чтобы обуть ноги лошадей в чулки из плотной кошмы. Распоряжения отдавал вполголоса, но тот, кому Абсеитбек приказывал, хорошо слышал его, моментально и точно все исполнял. Одни натирали курдюками, круто пропитанными красным перцем, пятерых самых отважных джигитов, другие надували бурдюки и стягивали их попарно сыромятными ремнями, третьи снимали с седел веревки с острыми кошками на концах, еще раз проверяя, надежно ли они привязаны, — через четверть часа три десятка джигитов бесшумно заскользили по дороге, держась поближе к скалам. Им предстояло вскарабкаться по давно облюбованным местам к стенам крепости и затаиться, пока джигиты-пловцы не подадут сигнала. Тогда перекинут они кошки через стену и взберутся по веревкам наверх. А там как аллах рассудит.