Орлы и звезды. Красным по белому
Шрифт:
– Это так, - неохотно согласился Кошкин и тоже нахмурился.
В Кронштадт въехали уже в полной темноте. Путь нашей колонны лежал на Якорную площадь. Там нас должны были ожидать отряды матросов из состава экипажа тех кораблей, с которыми удалось договориться по связи с 'Авроры'. За очередным поворотом в свете фар предстала картина разом подтвердившая мои самые худшее опасения. Несколько человек в матросских бушлатах избивали лежащего на земле человека. Чуть поодаль валялся небольшой чемодан и рядом
– выскочил из кабины и, доставая на ходу револьвер, кинулся к месту драки. Кошкин не отставал. Несколько выстрелов в воздух заставили мерзавцев оставить неподвижное тело. Злые, небритые лица, от которых несло перегаром. Их взгляды были недобрыми. Руки их потянулись к оружию. Но тут подоспели мои бойцы. Да, кое-чему Ведьма успела их обучить! Вот уже шестеро громил со связанными за спиной руками подпирают стену ближайшего дома, а раненому офицеру, приподняв его за плечи, бинтуют разбитую голову. Раз бинтуют - значит жив! Я подошел и присел возле раненого на корточки. Господи! Совсем мальчишка. На вырванном с мясом, болтающемся на одной нитке пагоне две маленькие звездочки. По разбитому лицу катятся, смешиваясь с кровью, слезы. И плачет он не от боли - от обиды. Я нагнулся еще ниже.
– Мичман, вы меня слышите? Если можете говорить, назовите себя.
Глаза раненого повернулись в мою сторону. Когда в поле зрения попала звездочка на моей фуражке, в них промелькнуло удивление.
– Мичман...
– с трудом разлепляя запекшиеся в крови губы, произнес раненый.
– Мичман Берсенев... Вадим... Эсминец 'Гром'.
Я хотел спросить у мичмана как он здесь оказался, но раненый потерял сознание.
– Грузите его в машину, только осторожно, - приказал я, выпрямляясь в рост.
– Этих тоже и можно без церемоний, - добавил я, имея в виду задержанных.
На Якорной площади жгли костры. Составив винтовки в пирамиды, возле них грелись моряки. Наш приезд был воспринят ими с интересом. Особенно понравились матросам броневики с красными звездами на бортах. Очень быстро мы оказались в плотном окружении черных бушлатов. Мне стало тоскливо. Как мало требуется для того, чтобы боевые единицы сбились в неуправляемое стадо. Хотя, такое ли оно неуправляемое? Сейчас проверим!
– Строй людей, - негромко приказал я Кошкину.
– Становись!
– зычным голосом крикнул матрос.
Прибывшая рота резво выстроилась в две шеренги. Аборигены встретили это действо шутками и подначками - сами выполнять команду, похоже, не собирались. Повторять приказ было бессмысленно, и я решил зайти с другой стороны. Встав на подножку грузовика, я громко крикнул:
– Есть кто с 'Грома'?
К грузовику протиснулись несколько моряков.
– Ну, мы с 'Грома', чего хотел?
– спросил один из них.
– Загляните в кузов и скажите, вам знаком лежащий там человек?
Похоже, они собрались лезть в кузов всем гуртом, пришлось урезонить:
– Да куда
В кузов забрался один из матросов. Ему передали фонарь. Вскоре раздался голос:
– Батюшки! Вадим Николаевич! Да кто ж вас так?
– Что там, Кожемякин?
– заволновались матросы.
Взволнованный Кожемякин высунулся из-под навеса.
– Братцы! Тут мичман наш, Берсенев, весь израненный!
– Берсенев?
– Как Берсенев, он же в отпуске?
– Кто его так?!
Последний вопрос был адресован мне, но я уже лез на броневик. Простите, Владимир Ильич, что срываю вам премьеру, но таковы обстоятельства! Укрепившись на броне, я протянул руку Кожемякину.
– Становись рядом!
Матрос заколебался, но десятки рук уже подсаживали его на броневик.
– Товарищи матросы, прошу тишины!
– крикнул я в освещаемое светом костров пространство.
Когда шум заметно стих, продолжил, обращаясь к Кожемякину:
– Расскажите товарищам, что вы видели.
– Там, - показав рукой на кузов, крикнул Кожемякин, - мичман наш, Берсенев, с 'Грома'.
– Знаем Берсенева, нормальный офицер, - послышались голоса.
– Что с ним?
– Лежит, братишки, весь избитый, но, покуда, живой.
Я тут же перехватил слово.
– Товарищи! Берсенева мы отбили по дороге сюда у шестерых пьяных матросов, которые его избивали.
– Где они?! Давай сюда этих упырей! Порвем!!
– Они тут, в кузове, лежат связанные.
Толпа грозно загудела и стала надвигаться. Я подал сигнал и кронштадтское небо распороли очереди из 'самопалов'. Толпа отхлынула. Воспользовавшись этим, рота ощетинилась штыками (моряки с 'Авроры' были вооружены винтовками), перекрывая доступ к грузовику с арестованными.
– Товарищи!!
– закричал я страшным голосом, стараясь перекричать возмущенный гул.
Кожемякин испуганно на меня покосился и полез с броневика. И хрен с ним, не до него!
– Товарищи!
– повторил я.
– Те, кто избил офицера, одеты в такую же форму, как и вы. Неужто вы поднимете руку на своих товарищей?
– Ты это брось!
– раздалось снизу.
– Упыри они, а не товарищи. Ты их с нами не равняй!
– Так я бы с радостью. Но только вот отличия не вижу. Они Берсенева толпой били, и вы толпой стоите. Как же мне вас различать? В каре становись!!
– резко изменил я тон и тему разговора.
Сначала ничего не происходило. Но вот сквозь ворчание толпы стали пробиваться команды:
– Становись!
– Становись!
– Становись!..
Вскоре вокруг конвоя образовалось хоть и не совсем стройное, но каре.
– Вот теперь я вижу, что имею дело не со сбродом, а с революционными военными моряками! Давай, Кошкин, открывай митинг!
Кошкин тут же оправдал свою фамилию, мгновенно взлетев на броневик.
– Братишки!
– прокричал он.
– Я, Кошкин, матрос с 'Авроры'. Многие тут меня знают.