Орнамент
Шрифт:
Порой я вспоминаю этот период (который начался с появления Йожо) и обнаруживаю, что он оставил в моей памяти гораздо более живые впечатления, чем все другие, до и после него. События, которым сегодня я приписываю определенную закономерность и последовательность, развивались не так уж стремительно. Некоторые из них я мог бы спокойно опустить или поменять местами, и никто бы не заметил ошибки. Я отправился в Бруски и был убежден, что Йожо все-таки этим порадую. Правда, к этому доброму намерению примешивалась и некая другая, корыстная цель, но и она не могла быть дурной, по крайней мере, не настолько, чтобы причинить кому-то вред. Ничего подобного я не замышлял. Наверное, мне просто было любопытно,
Ко всему этому прибавились и другие заботы. Квартирная хозяйка заявила, что нам нужно разморозить колодец, поскольку вода в нем замерзла. Мы долго размораживали его горячей водой, но мороз стоял крепкий, и мы боялись, как бы не лопнул железный водяной насос или труба. Даже умыться было нечем. Хозяйка упрекала нас в том, что мы совсем ей не помогаем, и только что не плакала. Я тоже из-за всего этого переживал. И стал уговаривать Патуца: — Йожко, ну, пожалуйста, не мог бы ты сам это починить? Мне уже действительно пора ехать в университет.
— Попробую. Только нагрей мне еще кастрюлю воды.
Я быстренько нагрел воды и — слава богу! Колодец не лопнул, и водяной насос был в порядке, только еще какое-то время в нем постукивали кусочки льда. Пока я был на занятиях, Йожо отвернул вентиль на колодезной трубе и смазал его, а потом на радостях от того, что колодец заработал, обвязал насос ржаной соломой, и теперь колодец заработал — ого-го как! Покуда меня видишь, слепоты не бойся!
Йожо поначалу не сказал мне ничего, но на второй день после того, как он обвязывал колодец, пожаловался: — Матё, у меня ужасно болит рука, я всю ночь не спал. Когда я обвязывал насос соломой, то залез на самый верх, на деревянную крышку, а на крышке была наледь, и я поскользнулся. Думал, поболит-поболит и само пройдет, но сейчас стало еще хуже. Всю ночь не спал, вот, посмотри на мою руку, Матё, она к утру вся посинела.
Я глянул на его руку. — Вот черт, выглядит паршиво, тебе к врачу надо.
— К какому врачу? Видишь, рука распухла, но у меня все время такое ощущение, будто в локте торчит что-то, хотя я только слегка поскользнулся, но упал прямо на локоть. И как будто у меня здесь, возле локтя, какое-то тупое стальное перо засело, оно вибрирует и бьет прямо по мозгам.
— Ах ты, дьявол! Что же нам делать?
— Не знаю, Матё.
— Йожко, ведь мне нужно идти на занятия.
— Матё, ну, пожалуйста, посмотри на мою руку… На занятия я, конечно, не пошел. И долго размышлял, что же делать.
Решил, что надо пойти к участковому врачу. Осторожно объяснил ему, при этом еще и осторожно наврал, что ко мне приехал в гости родственник и что у него, видимо, сломана рука в локте и, наверно, от локтя откололся кусочек. Сказал и о том, что сам я — всего лишь бедный студент.
Врач этот был евреем. Или немцем. По акценту мне показалось, что он — венгр. Но может быть — и венгр, и еврей. Он был человек пожилой и со студентом держался вежливо. Наверняка это был венгр, хотя и с немецкой фамилией. А может — еврей и христианин…
Сначала он немного подумал, просчитывая в голове свое будущее на ближайшее время, потом сказал: — Приходите со своим родственником в восемь тридцать, приходите к половине девятого!
В восемь тридцать! И мы пришли! Рука у Йожо распухла уже до толщины ноги. Однако там был не только участковый врач, там сидело еще четверо. И все пятеро смотрели на руку Йожо.
— Покажите ее!
А потом: — Руку нам придется разрезать. Там у вас осколок кости. Мы сделаем вам укол, но все равно будет немного больно. Потом мы наложим вам гипс, не бойтесь, гипс — это совсем не больно, под ним только чешется. Как будто у вас чесотка, а вы не можете под гипсом почесаться. Гипс — это не больно, но рука у вас еще поболит. Мы удалим у вас осколок кости. И еще вам придется принимать пенициллин, поскольку рука очень опухла. Почему же вы раньше не пришли?
Тишина. Не в больнице, а в частном доме. Четыре врача. Спокойно. Небольшое хирургическое вмешательство. Один из них точным и осторожным движением вынул осколок кости, три пары глаз внимательно за ним следили.
Потом они сами, без медсестер, развели гипс и наложили на руку шину.
Налепили гипс и перевязали руку бинтом, дали и пенициллин, и еще какие-то таблетки. Таблетки тоже бывают разные!
Тогда там собрались старые, порядочные врачи, которые, возможно, и не знали новейших лекарств, зато помнили о врачебной чести и обладали чем-то еще, что есть в человеке, который, если надо, на фронте, солдатской пилой может отрезать кусок ноги или кости, а если нет выбора, то сам этой пилой пилит, долбит чужую кость, чтобы только товарища, несчастного солдата, спасти, хотя бы ради самого себя.
Приближалось Рождество. Я договорился с несколькими приятелями из университета поехать на лыжную турбазу под Розсутцом, но в последнюю минуту передумал и сказал им, что поеду домой.
Я пригласил с собой и Йожо, хотя заранее знал, что тот откажется. Он попросил меня купить ему хлеб и чай, а сам решил отметить праздник в одиночестве.
— Я не брошу тебя. Лучше тоже здесь останусь.
— Нет, на это я не согласен. Тебе полагается быть дома. А обо мне не беспокойся. Рождество и так будет чудесным.
Я уехал один. И хотя сказал, что поеду прямиком к родителям, но вышел из поезда в Трнаве, чтобы навестить Эву. Меня снова встретили с радостью и не имели бы ничего против, останься я у них на все праздники. Я обещал приехать потом, на день святого Штефана, и действительно приехал. Мне хотелось утаить эти поездки от Йожо, но они послали ему со мной рождественские подарки — рубашку и свитер.
Эва сказала, что сама как-нибудь приедет нас повидать. Что, если, скажем, на Сильвестра? Конечно, было бы хорошо, но я не знаю, обрадовался ли бы этому Йожо. Не думаю, что у нас опасно, но все-таки нужно проявлять осторожность. Она повторила еще более настойчиво, что очень хотела бы повидать Йожо. И что никто об этом не узнает. Да и кто может ею заинтересоваться? Йожо ведь родился не в Брусках, а в соседнем селе. Мне-то все равно, я даже с удовольствием позвал бы ее к нам в гости, но за Йожо решать не могу, сначала надо спросить у него. Это ее еще больше раззадорило. Сказала, что обойдется. Йожо наверняка примет ее, даже если она приедет без спроса.
— Не говорите ерунды, — одернул нас Эвин отец. — Не будите лихо, пока оно тихо. Если мы тут начнем придумывать… — Он не закончил. Посмотрел на Эву, потом на меня, я отвел взгляд, но понял, что он хочет намекнуть, чтобы я вел себя осторожнее.
Эва пошла меня провожать. На автобусной остановке сказала, что ей не обязательно видеться с Йожо именно на Сильвестра. Этот праздник она упомянула только потому, что тогда у нее не будет никаких дел. А приехать можно и после Нового года. Или в конце января, а то и на Громницы. А до той поры мы, возможно, еще увидимся.