Орнамент
Шрифт:
Я остановился. Хотел обнять ее. Огляделся вокруг, на улице было полно прохожих. Протянул руку, чтобы погладить ее, но не погладил, а только показал жестом, что хотел это сделать. И на душе стало радостнее. Она тоже как будто обрадовалась. Но тут же посерьезнела. Я вопросительно глянул на нее: — Почему же ты ничего не говоришь?
Перед нами был перекресток. Эва, словно желая оттянуть ответ, стиснула мою руку и кивнула, как бы предлагая перебежать через дорогу.
Мы перебежали. И остановились возле скамейки.
— Можем
— Мне не хочется сидеть. Господи! Как же мне тебе сказать? — она опустила глаза.
Я занервничал. — Что случилось? Что-то серьезное? — я предположил, что речь идет все о том же Йожо. — С Йожо все выяснится. Можешь быть спокойна.
— Матей! Ведь я не о нем говорю. — Она помолчала, а потом промолвила чуть слышно: — Я в положении.
Я смотрел на нее, словно не понимая ее слов. Ей пришлось повторить это еще раз.
В моей голове завертелся целый рой вопросов. Уверена ли она в том, что говорит? Проверялась? Была у врача? Подумала ли, узнав это, только про меня или про кого-нибудь еще? А что, если она встречалась еще с кем-то?
— Что будем делать? — спросила она, тем самым давая понять, что это касается и меня точно так же, как ее.
— Ты была у врача?
— Была.
— И что он тебе сказал?
— Что это правда.
Я хотел спросить: что, если бы ты от этого избавилась? Но она так на меня смотрела, что я вдруг понял: именно ей я не смог бы сказать таких слов. Поэтому я изменил вопрос: — Что, если бы ты вышла замуж?
И теперь она словно бы хотела спросить: что, в самом деле? И хотя боялась сама дать ответ на этот вопрос, по ней было видно, что бы она предпочла.
Тем временем я успел сообразить, насколько необдуманно было мое предложение. Я не собирался жениться. Этой фразой я хотел лишь наскоро разрядить обстановку. Но увидев, какое действие она возымела, начал развивать свою мысль: — Конечно! Ничего не случилось. Мы поженимся, и все будет в порядке. — И тут же сам испугался собственных слов.
Эва только слабо улыбнулась, а потом снова посерьезнела, я подумал, что она обдумывает мое предложение, но это длилось недолго. Она взглянула на меня, и на ее лице было такое выражение, что я на всякий случай еще раз повторил свое предложение.
Эва сжала мне руку. В голове у меня невольно мелькнула мысль, что я, наверное, на самом деле люблю ее.
Мы снова зашагали вперед и больше об этом уже не говорили. Лишь когда мы прошли изрядный отрезок пути, молчание нарушила Эва, сказав, что если у меня есть еще время, мы могли бы поехать к ним, сообщить обо всем ее родителям.
Ну, что тут поделаешь! По крайней мере, одной заботой будет меньше!
— Так зачем же мы тогда идем в город?
Она улыбнулась и пожала плечами.
Мы повернули назад, и пошли к вокзалу.
Родителей Эвы эта новость очень удивила. Когда Эва им ее сообщила, они сначала подумали, что она шутит, но потом
— Послушай, — набросилась на нее мама. — Вы случаем каких-нибудь глупостей не наделали? — и потом то и дело подозрительно ее оглядывала, а порой косо посматривала и на меня, казалось, что ей что-то во мне не нравится. Под ее взглядом я чувствовал себя неловко, но Эвин отец вскоре отвел меня в сторонку, словно намекая, что это женское дело, пусть сами разбираются.
— Кто это придумал? — допытывалась мать Эвы.
— Это ведь неважно, — отвечала Эва. — Я уже достаточно взрослая. Почему ты меня в чем-то подозреваешь?
Однако мать была намерена во всем разобраться. Разумеется, теперь на очереди был я; она стала расспрашивать, не отстаю ли я в учебе, когда я получу диплом, какая у меня будет зарплата, не слишком ли я много пью. Сказала, что один выпивоха у нее в доме уже есть и второго ей не надо.
Я заметил, что тоже уже взрослый и смогу позаботиться о семье.
Эвин отец увидел, что такие разговоры ни к чему хорошему не приведут и решил их завершить. — Если хотите пожениться, я ничего против этого не имею. Можете сыграть свадьбу хоть через неделю. Один мой знакомый работает на мясокомбинате, могу там достать дешевое мясо, поскольку того поросенка, которого мы тут тайком выкармливаем, было бы жалко заколоть, он сейчас только стал разъедаться. Значит, я скажу своему знакомому, и тогда самую большую заботу скинем с плеч долой. Вина уже немного осталось, но можно было бы сколько-нибудь прикупить, лучше — целую бочку.
— Только не вздумай ничего покупать! — одернула его жена. — Если нужно будет, я сама все достану.
У Эвиной матери тоже развязался язык, она рассказала, что в кладовке у нее есть немного лука, она собиралась его продать, но теперь не продаст, потому что лук дорогой, на него большой спрос, а он еще пригодится для свадебного стола. — И когда же вы хотите пожениться? — спросила она.
— Мы пока не договорились, — ответил кто-то из нас.
Мать еще немного порассуждала, после нее слово взял тесть, сказал, что ему наше решение по душе, что он рад, точно так же, как и его жена, которая, как мы уже могли заметить, наделена даром языка, но не даром слова, а потому только мелет и мелет языком и никак не может добраться до сути. Вот и сейчас она все про свой лук.
Эвина мама даже испугалась. Знала, что если ее муж разговорится, его так просто не остановишь. Она подошла к нему и отвела в сторону, будто хотела что-то шепнуть, но сказала громко, чтобы он сходил в кладовку и принес кусок сала. Муж нахмурился. Снова, того гляди, могла вспыхнуть ссора, поэтому я тут же предложил ему сходить туда вместе. Отец обрадовался и сказал, что женщины его нисколько не волнуют и все, что он хотел сообщить, доскажет мне одному. — Матько! — обнял он меня. — Я чувствую себя, как в Рождество.