Оружейник-3
Шрифт:
— Я знаю многое, — Главный принял вызов.
— Позволь узнать откуда?
Анатолий стоял на противоположной от ханха стороне дыры, но мне показалось, что он весь напрягся и подобрался, готовясь к прыжку. Этого еще не хватало!
— Толя, охолонь! — я попытался остудить некстати разыгравшуюся подозрительность милиционера, но, кажется, было уже поздно.
— Кто этот человек? — Нестеров ткнул пальцем в Главного. — Как он очутился в Подольске? Откуда у него столько информации и о зверье, и об аномалиях, и самое главное о ханхах? — Нестеров завелся не на шутку, и кульминацией этой его воистину обвинительной речи стало: — Я давно за ним наблюдаю, и могу сказать совершенно уверенно —
— Подкидыш, — вдруг негромко выдохнул Фомин.
От этого слова добрая половина всех присутствующих, включая даже старика ученого, вздрогнула, потянулась к оружию, и я прекрасно понимал почему. Существуют подкидыши в реальности или нет, никто достоверно не знал, но о них в поселениях гуляли упорные слухи. Даже не столько слухи, сколько разные жуткие истории. Подкидыши заменили собой нечистую силу в страшных сказках страшного агонизирующего мира. Одни сочинители говорили, что подкидыши это люди, которых обработали ханхи, другие утверждали, что это искусственные существа, третьи вообще приписывали им внеземное происхождение. Но все сходились в одном — подкидыши враждебны людям, преследуют какие-то непонятные, зловещие цели, а потому их надо убивать.
Я заметил, как ствол автомата Нестерова пополз вверх, как вслед за ним задвигались «укорот» Пашки и СВД Лизы. Еще несколько секунд промедления, и они возьмут Главного на прицел. А там… А там может случиться все что угодно.
— Отставить! Всем успокоиться! Немедленно! — я рявкнул со всей мочи. Казалось, моего голоса испугалось даже эхо, которое жалко и затравленно заметалось под сводами храма. Но на него мне было плевать, основное, что ствол милицейского АКСа замер, так и не уставившись в грудь ханха.
Все взгляды от Главного мигом переметнулись ко мне. Люди ждали ответа, честного прямого ответа. И если я его им не дам, все будет кончено. Дальше с подкидышем никто не пойдет. Я понял это и немного растерялся. Ведь правда… Кто же поверит в такую правду?
— Расскажи им, — голос Главного привел меня в чувства.
— Легко сказать расскажи, — я невесело хмыкнул и, как бы надеясь на помощь, покосился на Лешего. Однако на сей раз хитроумный ФСБшник в ответ лишь бессильно пожал плечами. Не знает, мол. Цирк-зоопарк, а я знаю?!
Вдруг мне почудилось, что в темноте за спиной Загребельного кто-то стоит. Неизвестный не двигался и смотрел прямо на меня. Повинуясь не разуму, а скорее инстинкту самосохранения, я резко направил луч фонаря в ту сторону.
— Сдурел что ли? — Леший заслонил глаза рукой.
Я не ответил. Я глядел ему за спину, туда, где на почерневшей облупленной стене висла большая икона. Собственно говоря, икон там было несколько. Предназначались они, как видно, для украшения будущего иконостаса. Только вот почти все картины не выдержали испытание «суховеем». Краски потемнели и вздулись. И только лишь одна, та, что стояла в центре, уцелела почти полностью. Была ли в этом какая-то сверхъестественная подоплека или просто художник использовал для своей работы совсем иные, более стойкие к температуре материалы, не знаю. Однако факт оставался фактом, сейчас на меня смотрело худощавое лицо с очень тонкими чертами. Высокий лоб, усталые печальные глаза, худой остры нос, впалые скулы. Главный! Холера меня забери, это же Главный!
Конечно, образ Христа хранился и передавался иконописцами от поколения к поколению, но это же надо, чтобы кто-то из наших современников, получив заказ на икону для этого храма, написал Иисуса как две капли воды похожего на Главного! А может это не случайность, не совпадение?
Раздумывать над такими странностями и загадками у меня не было времени. Теперь я знал как поступить.
— Идем, — я схватил ханха за плечо и толкнул его к восточной стене храма, той самой, где и висела икона. — Все идемте!
— Куда это вы? — как для милиционера, так и для всех остальных мой рывок, пришедший на смену растерянности и нерешительности, стал полной неожиданностью.
— Хотели правды, так сейчас вы ее получите! — рявкнул я в ответ. — Давай! Подходи! Не стесняйся!
Когда Главный увидел икону, то сразу все понял. Он едва заметно улыбнулся и тихо произнес:
— Тебе повезло, полковник.
— Нам повезло, — прошептал я в ответ.
— Ну да… конечно… нам, — поправился ханх.
Была в его словах какая-то горькая ирония. Что она означала, я так и не понял. Мы ведь и впрямь в одинаковом положении. Спасаем каждый свой мир. Чего ж тут, нахрен, иронизировать и над кем?! Ответа не было, и мне ничего не оставалось, как списать тон Главного, вернее ощущения от него, просто на нервы.
Да уж, нервы мои сейчас и впрямь были напряжены как струны. Именно поэтому я совсем не деликатно припер ханха к стене возле самой иконы и безапелляционно прошипел дальнейшие весьма не мудреные инструкции:
— Буду светить в рожу, не вздумай отворачиваться.
— Полковник, мы ждем, — голос Анатолия Нестерова звучал уже не так грозно, но не менее настойчиво.
Я оглянулся и увидел, что все члены наше команды стоят в трех шагах позади. Они образовали полукруг, в центре которого, как и полагалось главному смутьяну, занял позицию Одинцовский милиционер. За спиной у него словно тень возвышался Загребельный. Рук подполковника видно не было, но я знал совершенно точно, что сейчас они сжимают автомат, ствол которого направлен прямо в спину майора. Леший, не задумываясь, нажмет на спуск и положит не только Нестерова, но и каждого, кто только подумает напасть на ханха. Главный — наша последняя надежда, шанс для всей Земли, и Андрюха будет защищать его даже ценой собственной жизни.
— Максим, объясни, наконец, — Нестеров вновь подал голос.
— А чего вам объяснять? — я подсветил икону, а заодно и лицо ханха. — Глядите. Не слепые все-таки.
— Картина, — протянул Пашка. — Мужик какой-то.
— Святой, — поправила брата Лиза.
— Иисус это, безбожники, — вдруг негромко произнес Фома и тут же шагнул вперед.
Леший среагировал на это движение, но стрелять не стал. Оно и понятно. Калаш из руки Фомина выпал и гулко стукнулся о цементный пол. Староста Рынка даже не подумал его поднять. Он шел вперед и, насколько я мог понять, совсем не к иконе.
Не дойдя всего один шаг до Главного, Фома медленно опустился на колени. Единственной фразой, сорвавшейся с его губ, была: «Прости раба своего, владыка!». После чего по щекам банкира потекли слезы.
Глава 18
Ханх говорил плавно и негромко. Его рассказ не походил ни на лекцию, ни на проповедь, ни тем более на нравоучение. Это был просто рассказ. Создатели, далекие звездные миры, наша собственная планета, ее давным-давно погибшие цивилизации и, наконец, сами мы люди, словно кусочки цветной смальты укладывались в затейливую мозаику истории от которой зачастую по спине пробегали крупные мурашки. Однако особо колированными они стали, когда рассказчик дошел до событий последних лет. Даже мне, человеку знавшему всю эту жуткую правду стало не по себе. Цирк-зоопарк, а ведь я даже не представлял, как близко мы подошли к краю пропасти. Подошли? Ах если бы подошли, так нет же, мы переступили ее, шагнули за черту не возврата. Еще каких-то десять-пятнадцать лет и…