Оружейник. Винтовки для Петра Первого
Шрифт:
– Мой чин – бригадир. Скажи ему… Нет, лучше спроси вот что: много они думали о Христе, когда везли турецкие пушки убивать русских? Теперь извольте то же самое делать для нас. Под страхом, если не хотите по совести.
– Он говорит, что их заставили…
– Так я тоже заставлю. Если это оправдание годится для меня, сойдет и для Измаил-паши. Нечего отлынивать. Кто через два часа не будет готов к походу – накажу. И пусть примут солдат на борт. Это чтоб мысли нехорошие не возникали.
В гробу я видал таких единоверцев: вспомнили о православии, глядя в дуло русской фузеи. До конца кампании ни один из них не был отпущен, а все суда взяты на армию перевозить амуницию и провиант. И то еще перевозочных средств не
Глава 15
Мечты о Крыме
– Петр Матвеевич, осмелюсь предположить: сколько бы мы ни наказывали ногаев, сие не возымеет действия. Хан Девлет Гирей не пожалеет об их разорении, только обрадуется, что злее будут. Для крымской знати они чужаки: кочевали за Волгой, калмыки выгнали – пришли в здешние степи. Крымцам покажется чувствителен только десант на полуостров, коий я давно предлагаю.
Апраксины состоят в свойстве с царской фамилией. Если бы государь Федор Алексеевич прожил дольше и оставил потомство, царем мог стать племянник моего собеседника. Любопытно, что было бы в этом случае с Петром? Однако братья и при нем высоко летают: один – казанский губернатор, другой – азовский, к тому же генерал-адмирал.
Обед был съеден, вино выпито. Обсуждение военных планов затянулось и успело всех утомить. Три недели назад, когда я прибыл с новообретенным осадным парком на Томаковский остров, а встревоженный моим рапортом граф Апраксин форсированными маршами спешил в Богородицк, все готовились к обложению Каменного Затона. Войска, с необходимыми приготовлениями и предосторожностями, подступили к крепости – но она оказалась пуста. Измаил-паша не стал ее защищать и отошел к Перекопу, разрушив все что мог. Должен признать разумность сего решения: убогий земляной городок, способный вместить не более трех полков (с великой теснотой и неудобством), многочисленному корпусу не впору. В равной мере проигрышным оказалось бы положение турецкого генерала за пределами укреплений. Дело в том, что нижний Днепр был наш, вражеские провиантские запасы мы частью захватили, частью уничтожили, оставив единственную возможность снабжать войска – из Крыма, гужевым транспортом, верст за триста. Паша поступил в соответствии с европейской воинской наукой: не исключаю, что кто-то из окружения маркиза Дезальера, посла Людовика при султанском дворе, исполнял должность военного советника при турецком командующем.
Возвращение в наши руки скромной фортеции праздновалось как великая победа. Когда умолкли хвастливые заздравные речи, к похмелью прибавилась весть о татарском набеге на Слобожанщину. Пользуясь уходом Апраксина на Днепр, хан проскользнул в брешь, пробитую некогда булавинским бунтом, и с тыла обрушился на слободские полки, учинив еще худшее разорение, чем в одиннадцатом году. Это не был простой поход за живым товаром: крымцы не столько ловили людей в полон, сколько резали, без различия старых и малых.
Девлет Гирей не зря носил одно имя со знаменитым предком, сто сорок лет назад спалившим Москву. От первого своего правления он был отрешен султаном за намерение самовольно начать войну с Россией. Вернувшись к власти в год Полтавы, хан показал себя противником непримиримым и опасным. Нынешняя война была по преимуществу плодом его усилий, совместно со шведским королем: без этих интриг соскучившиеся по христианской крови турки предпочли бы начать реванш с Мореи, несравненно важнейшей для их государственной экономии, нежели азовское захолустье. На Пруте умелыми косвенными действиями старый хитрец вчистую переиграл Петра со всем его генералитетом. Татарские походы на Украину вместо хаотического разбоя начали обнаруживать рациональный план, за которым стояли ясный, безжалостный ум и железная воля. Увести в рабство, вырезать или изгнать жителей южных окраин Польши и России. Обратить вспять вековое движение русских земледельцев. Расширить Дикое
Разорения татары причинили великие. Петр Матвеевич переживал как за собственное имение, памятуя, что царь с него спросит. Оправдываться нечем: казанскому губернатору по должности подобает иметь богатый опыт войны с кочевниками. Позапрошлым летом он действовал на Кубани, и весьма успешно. Правда, завистники уверяли, что в своем рапорте граф побил и утопил в реке больше неприятелей, нежели имел против себя, а сожженная ставка нуреддина Копыл – всего лишь стойбище с войлочными кибитками. Пренебрегая инсинуациями, я с большим интересом расспрашивал его о подробностях кампании. Теперь Апраксин в отместку хану послал двадцатитысячную орду калмыков и донцов громить ногаев у берегов Азовского моря. Отогнанные стада стали единственным результатом.
Для противодействия крымцам требовалось нечто иное. По моему мнению, не отказываясь от оборонительных линий в расчете на долгий срок, стоило подумать о принципе «лучшая защита – нападение». Ни один воин не пойдет в дальний поход, если создать угрозу его собственному дому.
Чем хороша была служба под началом Петра Матвеевича, так это добродушной патриархальной атмосферой, позволяющей вольно обсуждать вопросы политики и стратегии. Он лет десять как овдовел, детей не нажил и отеческие чувства обращал к подчиненным. Фамильярное обращение было не всегда уместно, но, в общем, простительно человеку на двадцать лет меня старше.
– Вот ты, Алексаша, заботишься хана напугать, а не подумал, что у ногаев свое разумение есть. Из них многие на моей памяти с русских земель на крымские откочевали – могут и обратно прийти.
– Так это мы их вернуться увещеваем калмыцкой саблей?
– Почему нет? Народы сии готовы почитать своим господином того, кто сильнее. Даже так: кто больнее ударить может, того больше и слушаются. И уважают!
– Петр Матвеевич, ежели мы, паче чаяния, преуспеем – нужны ли государю такие подданные? Они опять уйдут или взбунтуются в первый подходящий момент.
– Ну, есть способы удержать. Первым делом – аманатов взять, лучше всего детей. Первенцев, для них это важно. Да не гноить в тюрьме, как по глупости иной раз делают: раздать по хорошим семьям, чтоб со своими вместе растили. Глядишь, через поколение у них будет много людей, не вовсе нам чуждых. Сможем выбрать, кого в начальники ставить. На службу тоже хорошо вызывать, только не против турок – на единоверцев магометане ненадежны. А когда в русском подданстве жить привыкнут, можно и к святому крещению склонять потихоньку.
– А порода? Порода – что, никакого значения не имеет? У одного племени прирожденная склонность к земледелию, у другого – к художествам, у третьего – к разбою… Разве не так? Не зря ж говорят, сколько волка ни корми…
– Насчет волка не знаю, а татарская порода совсем не плоха… Я сам татарин! Предок мой Солохмир-мурза в Рязань выехал из Орды при князе Олеге Ивановиче. Мало ли таких – Старковы, Аничковы, Чириковы… Вон, Тургеневых взять – они позже нас на Русь перешли, зато прямо в Москву. Годуновы так и на трон забрались. Ежели посчитать – знаю, ты считать любишь, – среди русских князей и дворян четверть, пожалуй, не наберется, а пятая часть – точно ордынцы. И не хуже других бывали!