Оружие Древних

Прусаков Андрей

Шенн был в растерянности. Он выполнил завещание Ольфа, но на душе было худо. Нет стагнира — и что теперь защитит Арнир от морронов? Он спас людей от катаклизма, который мог не свершиться, и обрек на гибель от воинствующих морронов. Но ведь чернолицые и раньше нападали на Арнир, разве он виноват в этом? Но что будет, когда он придет к одану с пустыми руками? Изгнание — это меньшее, что мне грозит, подумал Шенн. Одан жесток и не прощает ошибок — Шенн понял это сразу, едва увидел его лицо. Надменное, властолюбивое лицо человека, привыкшего повелевать.

Быть может, бежать? Но я не вор, чтобы бежать, я поступил так, как считал должным, подумал фагир, и будь, что будет…

Шенн увидел, как идущий впереди Кронир пошатнулся, ноги его подкосились, и воин рухнул на песок.

— Что с тобой? — все собрались вокруг упавшего.

— Это солнце! Подержите над ним плащ, ему нужна тень, — распорядился Шенн. — И воды, дайте ему воды.

— Воды почти нет, — сказал Хаггар, протягивая свою флягу. Шенн вытащил пробку и смочил губы Кронира. Тот зашевелился, постепенно приходя в себя.

— Нам нужен привал, — сказал Шенн. — Сейчас он все равно идти не сможет.

— Привал, так привал, — пробормотал десятник, устало садясь на песок.

— Шенн, быть может, повернем к расселине? — спросил гурданец. — Там же была вода!

— Это несколько дней отсюда к югу. Мы не дойдем. Потерпи, Кхин вот–вот покажется. Осталось немного. Быть может, день пути.

— Ты каждый раз это говоришь!

— Не ссорьтесь, — сказала Далмира. — Давайте поедим.

— Кусок не лезет в горло без воды, — пожаловался Эрбин. — Эх, сейчас бы кружку литернского! Втрое бы заплатил! Впятеро!

— Заткнись, Эрбин, и без того тошно, — проронил Хаггар. — Литернского ему… Погоди, морроны тебе нальют.

— Все же мне это не нравится, — сказал Эвран. — Мы пересекли Кхинор, а морронов и не видно. Куда они делись? Не к добру это. Знаете пословицу: чего не ждешь — случится, а ждешь — не возвратится.

— Ты это к чему?

— Не знаю, — ответил гурданец. — Только чую: бежать надо! Не идти, а бежать.

Хаггар хотел сплюнуть, но не вышло. Слюны не было.

Шенн предложил переждать жару и двигаться вечером. Возражений не было. Воины нашли сухую балку, где когда–то протекал ручей, и там устроились на отдых. Эвран попробовал найти воду, руками и кинжалом раскапывая старое русло. Гурданец добрался до влажной земли, но в ямку, что он вырыл, вода не набралась. Крониру стало лучше, и воин был готов идти, но Хаггар ждал вечера.

Далмира сидела на песке, думая о своем, и невольно прислушалась, узнав голос Шенна:

— Я верю, что боги создали нас не для того, чтобы мы жили подобно животным, заботясь лишь о том, что поесть и где поспать. Сколько бы боги не дали нам времени — это время следует прожить достойно.

— Что значит «достойно»? — спросил Кронир. — Одному человеку что–то покажется достойным, другому нет. У каждого свой ум.

— Он прав, — пробурчал Хаггар.

— Нет, не прав! — возразил Шенн. — Достойно — значит честно и справедливо. Ведь все мы знаем, что хорошо, и что плохо, где добро, и где зло.

—

Ну, нет, Шенн, все это я слышал от бродячих философов. Но в их учениях нет жизни, один пустой звук! — сказал Хаггар. — Что есть добро и зло? Каждый ответит по–своему, и ты не найдешь двух одинаковых ответов. И как можно по поступку судить, хорош он или плох, если для одних он обратится в добро, а для других во зло? Все имеет хорошую и плохую сторону. Каждая вещь. И каждый человек.

— Э, нет, Хаггар! — вступил в спор Эрбин. — Вот Маррод, который предал нас, он как поступил: хорошо или плохо?

— Для нас всех он поступил плохо, а для себя, наверно, хорошо. Как и сказал Кронир: каждый живет своим умом.

— Да ведь так любую подлость оправдать можно! — возмутилась Далмира, с неприязнью взглянув на десятника.

— Не оправдать я хочу, а понять! — бывалый воин повернулся к девушке. — Потому что, не понимая, осуждаем, и все, что нам не по нутру, злом называем. Зло ли все то, что нам не нравится? За веселую шутку, что принята на юге, на севере могут убить. Вы знаете их обычаи, и не назовете северян убийцами без совести, а если назовете — будет ли это правдой?

Изумленные красноречием Хаггара, воины не нашли, что ответить.

— Значит, нет на свете правды? — спросил Эвран. — А законы фагиров?

— Есть правда, которая внутри каждого. Если бы истина была одна, люди давно бы жили, как одна семья. Можно придумать много законов, но каждый будет думать и поступать по закону, который у него внутри.

— Осторожней, Хаггар, это ересь! — проговорил Кронир, глядя на Шенна. — А здесь у нас фагир!

— Знаешь, Хаггар, в чем–то ты прав, — сказал Шенн, — и я тебя понимаю. Только все мрачно у тебя получается. Если каждый думает о своем благе и живет своей правдой, то почему мы в одном отряде? Почему держимся вместе и прикрываем друг друга, делим воду и хлеб?

— Потому что нам нужно выжить, а это можно сделать только вместе. Когда мы доберемся до Ринересса, отряд распадется, и каждый выберет свой путь. Все в наших руках: наш путь и наша жизнь.

— Так ты не веришь, что боги ткут наш жизненный путь невидимыми нитями? — спросила Далмира. — Ты не веришь в судьбу, и в то, что все предопределено?

— Не верю и не хочу верить. Это лишило бы меня сил.

— А ты веришь в судьбу, Далмира? — улыбаясь, спросил Шенн. Девушка посмотрела на фагира:

— В это верили мои родители, и я не знаю иной веры.

— Да ты мергинка! — расхохотался Эрбин. — Клянусь кровавым глазом Игнира, вокруг одни еретики!

— Помолчи, Эрбин, у вас в Эшнаре каждый еретик! Все знают, что вы чтите Игнира не так, как завещали предки, а Даора не считаете злом! — сердито проговорил Хаггар.

— Врешь, Хаггар, — загорячился эшнарец, — и наши фагиры разбираются в этом получше всяких наемников!

— Оставьте этот спор, — приказал Шенн. — И не вздумайте говорить о чем–либо подобном в Арнире — или отправитесь на рудники. Пора идти.