Оружие фантома
Шрифт:
– То есть?
– Мысль такова: раз менты клюнули на цирк с «Фордом» и прокололись, то вполне вероятно, что второй раз они не поверят и поступят наоборот – станут искать его на суше, а не на воде. А он как раз уйдет на лодке.
– Ну, я думаю, его логика – это твои домыслы. Лично я уверен, что Пацифеев знает – его будут искать и на воде, и на суше. Все возможные версии будут отработаны. Ты полагаешь, он не знает об этом?
– В том-то и дело, что он непрофессионал. Вот это меня и беспокоит. Что сделает опытный матерый зверь, которого обложили со всех сторон? Выбежит через узкий проход на охотников? Глупо. Перепрыгнуть
– Волчья теория?
– А он и есть волк, Миша.
Саморуков поднял с земли веточку, переломил ее и бросил в стоящую рядом с крыльцом металлическую урну.
– Все мы… волки. Поэтому и думаем, как он, – по-волчьи. А самое страшное в том, что если перестанем так думать, то грош нам цена.
Саша повернулся и взглянул на будильник в окне. Время ползло медленно.
– Так какова же главная идея твоей волчьей теории? – допытывался Саморуков.
– Мыслить, как волк. Если в прорыв – глупо, а через флажки – страшно, остается одно. Залечь. И ждать момента. Этот момент обязательно придет. Лежать, терпеть, гадить под себя от страха, но ждать. И вот, когда придет этот момент, рвать на куски всех, кто на пути, резать горло, не выискивая правых и виновных, уходить, убегать туда, где тебя не найдут. И еще – мстить. Мстить за свой страх, за свое обгаженное лежбище, за унижение.
Макаров резко повернулся к Саморукову и встретился с ним глазами. От взгляда начальника Михаилу стало страшно. В зрачках Макарова светился зеленый волчий огонь…
– И вот тот зверь, Миша, который сможет это выдержать, который преодолеет ситуацию и вырвется на волю, – этот зверь самый опасный. Потому что он – самый умный, сообразительный, самый беспощадный и никогда не насыщающийся чужой кровью зверь…
Некоторое время они сидели молча. Неожиданно радиостанция, которую Саморуков взял у Булгакова, сработала и заговорила голосом Старикова:
– Ребята, мы выходим, подтягивайтесь к автостоянке. Взяли Пацифеева! Минут через двадцать вертолет приземлится около трассы, рядом с плакатом. Поздравляю, коллеги!
Миша повернул рычажок громкости на минимум и снова посмотрел на Макарова. Казалось, тот не проявлял никакого интереса к сообщению.
– А ведь это не совсем по твоей теории, а, Саня? Как думаешь? – Положив руку на плечо друга, Саморуков поднялся. – Пойдем?
Макаров встал и, скорее по привычке «засекать» случившиеся события по времени, нежели по какой-то другой причине, посмотрел на будильник в окне…
Отошедший на несколько шагов Михаил оглянулся и с удивлением увидел, как уже поднявшийся с крыльца Саша садится на прежнее место. Дни работы с Макаровым приучили опера не задавать ему лишних вопросов и понимать с полужеста, полуслова. Поэтому Миша опять подошел к крыльцу и, как ни в чем не бывало, словно не было сообщения от Старикова, сел на крыльцо. Через несколько секунд он вопросительно глянул на Макарова и опять чуть не отшатнулся – на него в упор смотрели глаза с металлическим зеленым блеском…
– Он в доме… – одними губами, беззвучно прошептал Саша.
Саморуков почувствовал, как по его спине, обращенной к входной двери, пополз холод, а на лбу выступила испарина. Миша никак не мог сопоставить сообщение Игоря по радиостанции и слова Макарова.
Глазами он показал на радиостанцию – «а как же это?»
«Ерунда. Это не он».
«Я ничего не понимаю…»
«Запомни, главное – залечь…»
«Я ничего не пони…»
– Окно, – прошептал Саша. – Посмотри на окно…
Саморуков некоторое время беспечно смотрел по сторонам, потом мельком, как бы невзначай, бросил взгляд на черный квадрат в стене. Когда Макаров снова увидел лицо друга, оно было искажено гримасой смешанных чувств: изумления, страха за едва не совершенную ошибку и азарта…
– Саша! – рявкнула радиостанция. – Где вы? Ответь!
– Идем, идем… – ответил Мишка.
– Не идем, а бежим! Летим на крыльях удачи! – добавил Макаров. И, уже обращаясь к Саморукову: – Ну, Михаил Викторович, пойдем принимать под расписку дорогого нашему сердцу Витольда Романовича!
– Как же я ждал этого момента! – на всю базу объявил Саморуков.
Две фигуры поднялись с крыльца пустующего домика и, весело переговариваясь, исчезли в тени сосен.
Булгаков с командой ждали их в машине. Как только Макаров и Саморуков заняли свои места, оба автомобиля рванули с места. На выезде из ворот базы вдруг вспыхнули огни «стоп-сигналов», и «шестерка» с микроавтобусом, словно отдавая дань благодарности месту, что их приютило, еще некоторое время постояли с работающими двигателями. Наконец буркнул мотор «шестерки», и машины тронулись с места. Плавно покачиваясь на деревенской дороге, светящиеся габариты двух автомобилей исчезли где-то в глубине леса.
Глава 9
Спустя некоторое время после того как стих шум двигателей отъезжающих машин, внутри деревянного домика, закрытого снаружи на навесной замок, послышался едва различимый шорох. Одна из створок окна, расположенного на тыльной стороне дома, тихо скрипнула и отворилась. Через мгновение показалась нога, а следом и голова человека. Словно подныривая под косяк оконной рамы, человек в старом потертом бушлате спустился на землю и, не выпрямляясь, прислушался к тишине. Не заметив ничего подозрительного, он, крадучись, стал пробираться сквозь строй толстых вековых сосен. Вдруг за одним из деревьев раздался шорох болоньевого материала, и человек мгновенно сунул руку за пазуху.
Свет электрического фонаря хлынул в лицо, и затем последовал удар прикладом автомата. Удар раздробил зубы и надорвал губу.
– Лежать, сука!
Сопровождаемые этим приказом удары ногами в пах и в голову судорогой сковали все мышцы. Невозможно было даже думать о том, чтобы сопротивляться. Почувствовав спиной землю, человек в бушлате все же нашел в себе силы рвануть из-за пояса «ТТ». Раздался выстрел, и пуля, срикошетив от бронежилета одного из собровцев, ушла в крону сосны.
– Ах ты сволочь! – Другой боец со всего своего двухметрового роста рухнул коленями на грудь стрелявшего. Из окровавленного рта человека раздался хрип. Уже почти сдавшись, тот увидел… Макарова.
– Будь ты проклят! – Человек рывком сбросил с себя противника и направил оружие на Александра…
Но этому выстрелу не суждено было прозвучать. Рядом стоящий собровец прижал руку, сжимавшую «ТТ», к земле и с размаху всадил в нее по самую рукоятку нож. Человек оскалился и, ощущая на себе тяжесть двоих человек, впился осколками зубов в плечо противника. Чувствуя, как чужая кровь, смешиваясь с его собственной, наполняет рот, он все сильнее сжимал челюсти…
Удар прикладом в лицо наконец прервал его мертвую хватку.