Оружие скальда
Шрифт:
Скрипнула дверь, в опочивальню вошла Ормхильд. В руках она несла пару кожаных башмаков, вышитыхособыми узорами, — башмаки Хель.
— Пора обувать хельда в дальнюю дорогу! — бормотала старуха. — Идти ему далеко. Пожалуй, мы с ним и не свидимся больше!
Ингитора отвернулась. Сердце в ее груди как будто сжимала какая-то холодная рука, она хотела заплакать, облегчить свое горе слезами, но не могла. Она казалась себе застывшей, будто мертвой.
Вслед за старухой в опочивальню вошли Торбьёрг-хозяйка и Оттар. Хирдман нес факел. Оттар вставил его в железную скобу на стене.
— Но, может быть, вы заметили хоть какой-то признак? — продолжала расспрашивать его хозяйка.
Лицо Торбьёрг-хозяйки оставалось спокойным, но иной Ингитора и не могла ее представить. Она никогда не видела матери ни в порыве радости, ни в порыве горя. Торбьёрг считала, что свои чувства достойная женщина должна скрывать. Глядя, как бестрепетно она приняла смерть мужа, чужой человек подумал бы,что она не любила его. Но Ингитора знала, что это неправда. Торбьёрг любила Скельвира, и едва ли кому-то удастся склонить ее ко второму браку, хотя она еще молода в неполных сорок лет, свежа и хороша собой. Даже сейчас она думала не о своем горе, а о чести мужа. Скельвир говорил, что для настоящего мужчины найдется занятие получше, чем оплакивать мертвых. Это значит — отомстить за них. Дух отважного хельда больше порадуется, видя отмщение, чем слушая причитания и вопли.
— Ты сама говорила с Асвардом, госпожа, — отвечал Оттар. — Он видел только то, что у корабля козлиная голова на штевне, но у фьяллей на редком корабле ее нет. А из тех, с кем мы встретились в этой битве, мы никого не знали раньше. Может быть, наши мертвые увидели больше, — помолчав, тихо добавил он. — Но их уже не спросишь.
— Ты сказал глупость! — проскрипела Ормхильд. — Скельвир хёльд теперь знает, кто убил его. Даже если он не знал того человека при жизни, теперь дух его узнал все — и род убийцы, и его имя.
— Ты можешь узнать их? — Торбьёрг с живостью повернулась к старухе. Голос ее задрожал, выдавая горячее желание, самое важное из тех, что теперь могли у нее быть. — Ведь ты умеешь говорить с духами! Позови их! Позови дух Скельвира, спроси у него! Я дам тебе все, что ты захочешь!
— Я хочу корову и молодую рабыню, — тут же отозвалась старуха.
— Ты получишь их! — горячо заверила хозяйка. — Выбери сама и то, и другое. Но я должна знать, кто убил моего мужа!
— Это не так легко. — Ормхильд уселась на скамеечку возле покойника и обхватила руками колени. Закрыв глаза, она склонила голову набок и заговорила, слегка покачиваясь: — Я знаю одно заклинание, которое позовет дух хельда и поможет ему рассказать истину. Но мне не справиться одной. На мой голос он не очень-то отзовется. Кто-то должен помочь мне.
— Проси любую помощь, я все дам тебе!
Ормхильд открыла глаза. Их мутный взгляд коснулся сначала Торбьёрг, потом перешел на Ингитору. Девушка поежилась. Слова старухи, густые тени от факела, дрожащие на темных бревенчатых стенах, наполняли ее тревожным чувством, как будто опочивальня уже полна невидимых духов.
— Пусть флинна поможет мне, — сказала старуха. — Хёльд любил ее. На ее голос он отзовется. Пусть она задает ему вопросы, он ответит ей.
— Но я не знаю заклятий, — боязливо прошептала Ингитора. Мать устремила на нее такой пронзительный взгляд, что она снова поежилась. Можно подумать, что она не хочет помочь.
— Я знаю, — сказала Ормхильд. — Я буду говорить, а ты повторяй за мной.
— Хорошо, — ответила Ингитора, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Я все сделаю.
— Вы отойдите. — Ормхильд встала со скамеечки и показала Торбьёрг и Оттару в сторону. — Пусть он не видит вас. А ты иди сюда.
Ингитора подошла к старухе. Ормхильд хотела взять ее за руку, но Ингитора побоялась прикосновения ее сухих скрюченных пальцев и подставила запястье, прикрытое рукавом рубахи. Ормхильд вцепилась в ее запястье и подвела к лежанке. Ингитора дрожала, даже деревянные резные драконы на столбах по углам постели, казалось, свирепо скалили зубы на нее.
— Идем вот так!
Ормхильд повела ее вокруг лежанки, ступая против солнца. Всякому ясно, что в доброй ворожбе так не ходят, но Ингитора шла, помня об отце. Он прошел более страшными дорогами.
— Повторяй! — велела Ормхильд и тихо запела тонким пронзительным голосом:
Иней покрылволосы Скельвира,смерти росана теле хельда!Падают слезына мужа, горячие,жгут его грудь,горем наполнены!Ингитора повторяла за ней и всем существом ощущала, как слова ее летят в иные миры, зовут дух отца, оплакиваемый на земле. Поглядев на лицо лежащего, она заметила, как серые тени смерти шевелятся на лице Скельвира, будто тонкий весенний лед. Еще немного, еще один волшебный луч, и корка спадет, возникнет движение…
Ночью сильнеестановятся всемертвые воины,чем днем при солнце!Дух, отвечай!Я спрашиватъ буду,чтоб все мне открылось;знать я хочу,кто жизни лишилмужа Торбьёрг?Последние слова заклинания отзвучали, в опочивальне стало тихо. Ингитора стояла, чувствуя только цепкое пожатие старухи на своем запястье и слыша, как бешено бьется сердце.
И вдруг тело Скельвира дрогнуло и стало приподниматься. Весь мир дрожал и переливался гранями жизни и смерти, Ингитора сама не знала, в каком из миров она. Она видела только, что отец сел на лежанке, лицо его было обернуто в ее сторону, веки приподнялись. Пустой, невидящий, без искры жизни взгляд был устремлен прямо на нее.
— Ингитора! — глухо, медленно, как из-под земли прозвучал голос, в котором она не могла узнать голоса отца. Губы мертвеца были сомкнуты, голос шел прямо из его груди. — Ингитора, дочь моя! Я слышал твой голос. Я не вижу тебя. Где ты? Ты здесь?
Обливаясь холодной дрожью, Ингитора не знала, что ей делать. Как живые не видят духов, так и духи не видят живых.
— Отвечай! — прошипела Ормхильд.
— Да, отец, я здесь! — осевшим голосом ответила Ингитора. Ей было трудно говорить, как будто что-то сжимало ей горло.
— Горько мне знать, что я ухожу в палаты Одина, оставив в земном мире жену и дочь, за которых некому заступиться! — продолжал Скельвир, по-прежнему глядя прямо на застывшую Ингитору и не видя ее. — Горько мне и то, что я не буду отомщен. Нет у меня сына, некому поставить обо мне камень, некому отомстить убийце, отнявшему мою жизнь.
— Мы поставим по тебе камень, отец, и ярко окрасим руны! — сказала Ингитора. В голосе мертвеца она расслышала такую скорбь, что жалость в ее сердце победила даже страх. — И мы не дадим убийце уйти от мести! Скажи нам — кто он?