Оружие скальда
Шрифт:
— Торвард сын Торбранда, конунг фьяллей, лишил меня жизни, — ответил Скельвир. Торбьёрг в стороне ахнула, и Ингитора едва удержала вскрик. — Я узнал его по шраму на щеке. Ведь носит он прозвание Рваная Щека, и не раз я встречался с ним прежде. Он направил копье против меня. Он виновен в моей смерти. И он в долгу перед теми, кому дорога моя честь. Горе мне, что не дали мне сына великие боги. Теперь же прощайте. Да хранит судьба вас.
Вымолвив это, Скельвир опустился снова на покрывала и замер. Серая тень смерти застыла на его лице. Холодный ветер мгновенно промчался по опочивальне, унес и развеял дыхание иных миров. В тишине стали слышны шаги и голоса
Ормхильд выпустила запястье Ингиторы. Разом ослабев, девушка села прямо на пол, спрятала лицо в ладонях и заплакала. Вот теперь она полностью осознала свое горе, и нестерпимая боль утраты терзала ее сердце.
Ведомо людям, как в битвенедругов Скельвир встретил,мечом отражая натисквсадников волка пучины!В бурной пляске валькириймножество ратников ранил,в вихре секир не дрогнулславный даритель гривен!В гриднице было душно, дымили дрова в очагах, пахло жареным мясом, огненные отблески факелов непрерывно плясали по стенам. Поминальный пир удался на славу. После того как над сожженной ладьей Скельвира поднялся высокий могильный холм, немало было съедено мяса, немало выпито пива и меда, немало сказано хвалебных слов и спето песен.
Ингитора слушала висы, а на душе ее было тяжело и пусто. Мать зачем-то нарядила ее как на праздник — дала белую шелковую рубаху, красное платье с цветной тесьмой по подолу, две серебряные застежки, круглые, размером чуть ли не с ладонь, покрытые тонким красивым узором, а вместо простой цепочки соединила их ожерельем из крупных серебряных бусин. Торбьёрг-хозяйка сама расчесала дочери волосы, но не велела заправлять их концы спереди за пояс, как Ингитора нередко делала, чтобы не мешались, а оставила распущенными, только лоб ее перевязала лентой с густой золотой вышивкой.
Но Ингитора осталась равнодушна ко всей этой красоте. Первые волны горя схлынули, осталась глубокая тоска, ощущение сиротства и беззащитности. После того, как о смерти отца было сказано столько слов и пролито столько слез, она примирилась с этой мыслью. Ей уже казалось, что все идет своим чередом. Все, что когда-то родилось, в свой черед должно умереть. Думать о будущем ей не хотелось. Этот пир был последним остатком прежней жизни, в которой был отец. Завтра начнется что-то совсем новое, но это будет завтра.
Торвард конунг! Никогда раньше Ингиторе не приходилось задумываться об этом человеке, но теперь он стал для нее важнее всех на свете. Бывает так, что любовь придает жизни особый смысл, ставит любимое существо в центр мира, как новый Иггдрасиль, окрашивает небо и землю в яркие цвета. Раньше таким Иггдрасилем был для Ингиторы отец. Теперь его не было, и место его занял его убийца. Отныне главной мыслью дочери Скельвира хельда должна стать мысль о мести, ненависть должна занять место любви. Теперь ей предстоит думать о Торварде конунге со страстью и самозабвением — до тех пор, пока он не заплатит свой кровавый долг.
Ингитора огляделась, потом окликнула кормчего Бьярни. Это был один из самых давних хирдманов Скельвира. Он жил на усадьбе Льюнгвэлир, сколько Ингитора себя помнила.
— Бьярни! — позвала она. Кормчий обернулся. Лицо его было опухшим, как с тяжелого похмелья, седая борода свалялась, глаза покраснели, морщины на лбу углубились. Трудно было поверить, что он совсем еще не стар и мало на каком корабле руль в таких крепких руках, как на «Коршуне». Гибель хельда осиротила и состарила его дружину раньше времени.
— Бьярни, скажи — ты встречал конунга фьяллей? — спросила Ингитора. — Торварда сына Торбранда?
— Встречал, — вяло отозвался Бьярни. Он пил с самого утра, еще пока не начался поминальный пир, и теперь был уже порядком пьян. — Скажу тебе, флинна, мало найдется воинов по всему Морскому Пути, кто его не встречал. Да и другие — и улады, скраммы, итанны, и даже говорлины хорошо знают его меч.
— Какой он? Расскажи, что ты еще о нем знаешь?
— Я знаю… Спроси еще Траина, ведь Траин остался без ноги как раз в битве с дружиной Торварда. Я видел его тогда. Торварда издалека заметно. Ростом и силой он как сам Тор, пожалуй. Храбростью он превосходит всех, это даже враги его признают. Еще он любит одеваться поярче — чтобы враги не спутали его с другим, хотя это нелегко. Говорят, что со своими людьми он щедр, приветлив, прост в обращении… Не знаю, я не сидел с ним за столом. Еще говорят, что его мать — колдунья.
— А еще говорят, что ему покровительствует валькирия, — вступил в беседу Торкель Копыто. — В битвахона закрывает его щитом, потому он неуязвим для оружия!
— А откуда тогда у него шрам на щеке? — спросила Ингитора.
— Не знаю откуда, но говорят… — Торкель ухмыльнулся. — Говорят, что однажды в бою он проглотил стрелу!
— Чтоб она встала ему поперек горла! — пожелала Ингитора. В душе ее вскипела досада, близкая к отчаянию. Воображению ее рисовался облик воина огромного роста и силы; на две головы возвышаясь над толпой, он шел через поле битвы, обеими руками держа меч и круша всех направо и налево, как косарь косит траву. И этому человеку они теперь должны мстить!
— Наш хёльд всегда выбирал все самое лучшее! — сказал Торкель. — И врага он себе выбрал — на зависть!
Ингитора сердито оглянулась на хирдмана — эти слова показались ей насмешкой.
— Послушайте меня, люди! — заговорила Торбьёрг-хозяйка, поднявшись с места. Хирдманы и женщины постепенно затихли за столами. — Вы знаете все, что отныне место хозяина в усадьбе Льюнгвэлир свободно, — продолжала Торбьёрг, показывая на почетное место меж резных столбов. — Никогда больше моему мужу, Скельвиру хельду, не сесть сюда. Отныне он будет сидеть в палатах Одина среди эйнхериев. Он погиб в бою, и жизни его лишила рука Торварда сына Торбранда, конунга фьяллей. Сам Скельвир поведал нам об этом после смерти. Горько жаловался он на то, что нет у него сына и некому за него отомстить.Ответьте мне, славные мужи, ходившие в походы со Скельвиром: нет ли среди вас такого, кто пожелает взять на себя долг мести?
В гриднице повисла тишина. Лица женщин были встревожены, а мужчин — суровы и сосредоточены.
— Я зову того, кто смел, стать сыном Скельвира! — продолжала хозяйка. — Отомстив за него, он получит руку его дочери Ингиторы и по праву сядет на место хозяина Льюнгвэлира!
По гриднице пронесся гул. Ингитора вздрогнула и очнулась от своей задумчивости. Мать ничего не говорила ей об этом, такого она не ждала.
— Ты хорошо сказала, хозяйка! — услышала она голос Оттара, и сам он поднялся из-за мужского стола. — Не годится оставить неотомщенной смерть хельда, который много лет водил нас в походы и был верен нам. Я согласен взять на себя месть за него. Но на месть нужно иметь право, ты знаешь это не хуже меня. Если конунги спросят, по какому праву я мщу за хельда, что я отвечу им?