Оружие скальда

Дворецкая Елизавета Алексеевна

Ведьма мгновенно скатилась с его спины, встала на колени на влажном песке и нагнулась, по-звериному обнюхивая следы. Когда она подняла голову, на лице ее было смятение.

— Он здесь? — медленно выговорила она, повернувшись к Жадному. Ее большие глаза раскрылись шире, взгляд застыл в неподвижности. Потом она крепко сжала в ладонях волчью морду и тряхнула ее. — Он опять здесь, Жадный, ты понимаешь!

Оттолкнув голову волка, Дагейда в растерянности и досаде села на песок. Такого она не ждала. Внезапное, не предчувствованное и не предсказанное возвращение брата потрясло ее так,

что она даже забыла о девушке из племени слэттов.

Жадный ласково боднул ее лбом. Как во сне, Дагейда подняла руку и погладила волка по морде.

— Ничего, Жадный, — бормотала она, глядя в никуда и уже что-то обдумывая. — Он и раньше приходил сюда. И уходил ни с чем. И теперь…

Волк тонко и коротко проскулил что-то. Странно было слышать это нежное щенячье поскуливание из пасти такого чудовища.

— Да, еще она, — вспомнила Дагейда. — Ты говоришь, они встретились? И ушли вместе?

Внезапно, будто проснувшись, она вскочила на ноги.

— Мы пойдем за ними! — воскликнула она. — Я знаю, знаю, куда они направились! К Великаньей Долине! И мы пойдем туда! Но только тихо! — Ведьма приложила тонкий бледный палец к пасти Жадного. — Пусть они пока ничего о нас не знают. Мы покажемся, когда захотим. Правда, Жадный?

Волк высунул длинный красный язык и по-собачьи горячо лизнул щеку своей хозяйки.

Ночью Ингитора долго не могла заснуть. Целый день они с фьяллем шли через ельник. Спина и ноги ее ныли и стонали от усталости, казалось — упасть бы прямо на землю, на прохладный мох, и заснуть, как медведь, на полгода. Лежанка из еловых лап, покрытая листьями папоротника, чтобы не кололись, казалась мягче самого роскошного ложа из мехов с подушкой из куриных перьев. Но ей не спалось.

В сумерках им пришлось пересечь открытую вересковую пустошь. Здесь Ингиторе стало не по себе, и она часто оглядывалась. На память ей пришел второй ее вечер на Квиттинге, когда дружина Бергвида ночевала на такой же пустоши. Ветер покачивал ветви деревьев в перелесках, шуршал вереском, а Ингиторе казалось, что это мелькает под еловыми лапами тень огромного волка с рыжеволосой ведьмой на спине.

Ингитора посматривала на своего спутника, но он казался спокоен, как деревянный идол Видара в святилище Эльвенэса. Он как будто не хотел признавать троллей, ведьм и прочей нечисти, и они не имели сил его напугать. Рядом с ним Ингиторе делалось спокойнее. Теперь она и подумать не могла без ужаса, как шла бы по таким местам одна. Нет, добрые боги вовремя послали ей этого фьялля. Как когда-то Хальта.

Мельком вспомнив хромого альва, Ингитора не огорчилась тем, что он так и не подал голоса с их утренней ссоры под елью. Сейчас ей было не до него.

Пустошь уперлась в новый ельник, вернее продолжение прежнего, и здесь фьялль решил устроиться на ночлег, нарубить веток и набрать папоротника, пока совсем не стемнело. Стена деревьев надежно защитила их маленький костерок от человеческих глаз. А от нечеловеческих не защитят и стены дома.

Поблизости нашлось заболоченное озерко, и Торвард надергал камышовых корней. Запеченные в золе мягкие сладкие корни показались изголодавшейся Ингиторе отличной едой. Фьялль

с некоторым удивлением наблюдал, с какой охотой она грызет камышовый корень, пачкая подбородок золой.

— Я бы не подумал, что такая знатная флинна будет так охотно есть еду пастухов и охотников! — насмешливо сказал Торвард, перехватив ее взгляд.

— Ах, так во Фьялленланде, оказывается, не бывает голодных годов! — ехидно воскликнула Ингитора в ответ. — А у нас бывают! Счастлив же ваш конунг!

При этих словах оба они усмехнулись с тайной горечью — каждый своему. Но как же перекликались их мысли!

— Это хорошо, что знатная флинна не привередлива! — с одобрением сказал Торвард. — На Квиттинге много болот и озер — камыш не даст нам умереть от голода.

— Ты очень умен! — в ответ одобрила его Ингитора. — Знавала я одного фьялля, который требовал только мяса, а травы называл козьей едой.

— Должно быть, этот фьялль нечасто ходил в походы, — отозвался Торвард. Из всех людей на свете ему меньше всего пришло бы в голову отнести эти слова к Ормкелю Неспящему Глазу. А его-то и имела в виду Ингитора.

Доев остатки камыша, они улеглись каждый на свою охапку лапника. Фьялль мгновенно затих, а Ингитора лежала, закрыв глаза и слушая голоса ночи. Шум елей казался ей необычайно громким, зловещим. То и дело она поднимала ресницы, чтобы бросить взгляд на тлеющие угли костра. Они успокаивали. Все-таки нечисть боится огня.

«Надо спать, я должна отдохнуть, завтра опять идти!» — убеждала себя Ингитора, закрыв глаза. Перед взором ее было темно, и вдруг в этой темноте зажглись четыре ярких огня. Два желтых, на уровне человеческого роста, и два зеленых над ними. Они приближались через темную пустошь стремительными скачками. Ингитора оцепенела от ужаса, не могла даже открыть глаза, даже понять, сон это или явь. Однажды она видела это, и видела наяву.

Собрав все силы, она дернулась, как будто рвалась из сети, вздрогнула, ахнула и открыла глаза. Было темно, вокруг покачивались еловые лапы, тлели красные пятна углей. Ингитора резко села, прижимая к груди зеленый плащ, которым укрывалась, и дрожа всем телом.

— Что такое? — спокойно спросил фьялль. Голос его вовсе не казался сонным и принес Ингиторе такое облегчение, что она перевела дух, чувствуя, как унимается дрожь. Все-таки она была не одна здесь, не одна перед всеми таинственными и недружелюбными силами Квиттинга и Медного Леса.

— Я думала, ты спишь, — выговорила она.

— А я слышал, что ты не спишь. Ты боишься? Я не слышал ничего угрожающего.

— Боюсь! — отважно призналась Ингитора. — А ты и правда морской великан, если не боишься.

— Я этого не говорил, — спокойно ответил фьялль. Он завел руки за голову, лежа на спине, и смотрел в темные верхушки елей. Так спокойно, как будто лежал в дружинном доме в своей родной усадьбе. — Совсем ничего не боится только слабоумный, который не понимает, что делает и чем ему это грозит. У нас в усадьбе был один такой, Скегги Дурачок. Даже гусей пасти не мог. Все лазил по скалам, по самым опасным местам, и ни разу не сорвался. Другим и смотреть страшно, а ему хоть бы что. Он потом подавился рыбьей костью.