Оружие Возмездия
Шрифт:
В темноте бачок на треноге, под которой билось пламя, выглядел фантастически — будто летающая тарелка на старте. Рядом нервничал Косяк: уже пора было раскладывать ужин по мискам.
Офицеры вышли к машине, ступая еще тверже, чем раньше, едва не строевым шагом.
— Готово? Давай! — скомандовал Афанасьев и полез в кунг.
Косяк снял с треноги бачок и поставил чайник, я принес миски.
На какое-то время в полевом штабе самоходно-минометного дивизиона воцарилась абсолютная тишина. Только в кунге через одинаковые промежутки времени негромко бурчали и звонко чокались.
На свежем
Я жевал, подсматривая, как и чем живет лес. Почти однородный при свете дня, теперь он стал чересполосицей темноты и света, тишины и звука. Светлые полосы тарахтели дизелями на холостых оборотах, шумели музыкой, иногда взрывались хохотом. А полосы отчуждения были темны кромешно, и я думать не хотел, как товарищи офицеры их преодолевают, гуляя из штаба в штаб.
Из-за деревьев возник посредник. Траектория его движения напоминала противолодочный маневр, который вот-вот перейдет в противозенитный.
— Прятного п-петита, — сказал посредник и постучался в кунг.
— Угу, — отозвались мы, жуя.
Посредник скрылся в кунге. Там начали бурчать громче и чокаться звонче. Потом высунулся капитан Дима Пикулин и спросил:
— А ничего не осталось?..
— Осталось-осталось! — заверил Косяк.
— Тогда сполосните вот тарелочку и положите…
Когда миска с едой отправилась на стол, Косяк заглянул в бачок и сказал:
— Давай-ка еще рубанем. Пока они добавки не захотели.
И мы еще рубанули.
— А теперь чайку!
Дверь кунга распахнулась, вниз спрыгнули наши и встали у лесенки, раскинув руки.
— Готов! — доложил майор Афанасьев.
— Ура! — крикнул посредник и выпал из двери.
Странно, как они умудрились его не поймать. Наверное, чересчур старались. Впрочем, он не особенно расстроился.
Посредника отряхнули, надели фуражку на голову, взяли под руки и куда-то повели.
— А чай?! — воскликнул Косяк почти обиженно.
Афанасьев, не глядя, отмахнулся, из-за чего вся троица чуть не рухнула.
— Ну и ладно, — сказал Косяк. — Нам больше достанется!
Афанасьев оглянулся, погрозил пальцем — и троица скрылась во тьме.
Мы напились чаю, вымыли посуду, Косяк забрался в кабину, а я опять на крышу. Косяк наконец-то был счастлив. А мне и раньше было хорошо.
Офицеры вернулись заполночь — я как раз успел прослушать любимую передачу.
— Штаб! Стройся! — рявкнул Афанасьев.
Косяк выскочил из кабины, я кубарем скатился с крыши. В официальных ситуациях — когда начальник требует построения — докладывать полагалось мне: несмотря на равные звания, я был старше Косяка по должности. Мы с ним на пару составляли минимально необходимый экипаж боевой машины. Косяк давно не водил миномет, а я ни разу толком из него не выстрелил. Но шутки шутками, а мы и правда могли выгнать "Тюльпан" на огневую, развернуть, зарядить — и шарахнуть по клятым натовцам. Вдвоем это просто дольше, чем вшестером.
— Равняйсь! — скомандовал я.
Мы изобразили подобие строя. Афанасьев, конечно, валял дурака, но мы не имели ничего против свалять дурака в ответ.
За спиной майора капитан Дима Пикулин мелко хихикал и широко пошатывался.
— Смирно! Товарищ майор, за время вашего отсутствия…
— Вольно. Товарищи сержанты. В связи с успешным окончанием командно-штабных учений… Хм… М-да…
Тут Афанасьева заклинило. То ли он забыл, чего хотел, то ли передумал, то ли стоя задремал.
Капитан разрядил обстановку. Он просто обнял Афанасьева за талию и потащил в кунг. Майор сразу очнулся.
— Вольно! Разойдись! Отбой! — провозгласил он. — Всем отбой! Всем спасибо, молодцы!
Мы с Косяком переглянулись.
— Ты Афоню и Диму дольше знаешь. Как думаешь, ББМ четыре балла поставили или все-таки пять? — спросил я.
— Это пять! — убежденно сказал Косяк.
Утром спали долго. Полевая кухня уже готовилась сворачиваться, когда Косяк до нее добрался, но кашки пару котелков он там раздобыл. Позавтракали, выпили чаю, начали не спеша упаковываться. Я грустил. Мне страсть как не хотелось возвращаться в казарму. Все-таки находиться круглосуточно в компании ста с лишним человек — тяжкое испытание для психики. Надышавшись лесом, я это понял еще лучше. С другой стороны, и на том спасибо, некоторые всю службу в казарме сидят.
Я курил, глядя в лес, когда подошел Афанасьев и сказал:
— Значит так, товарищ младший сержант.
— Да, товарищ майор.
— У Косяка неподалеку родители живут. Получится небольшой крючок, но заехать в гости можно. Переночевать. Рассказывать про это в бригаде не надо. Понял? — Афанасьев сделал очень страшные глаза.
— Мне болтать об этом просто невыгодно, товарищ майор, — честно сказал я. — А то старший призыв от зависти на стенку полезет.
— Тебя ведь больше не трогают. Ты их… Утихомирил.
— Ну, вот я их и не провоцирую лишний раз.
— Значит, договорились?
— Слово.
— Тогда поехали. Косяк! Заводи!
Косяк завел, и мы поехали из леса.
Я уложил стопкой в углу кунга четыре матраса, упал на них, замотался в четыре одеяла и сладко заснул на четырех подушках. Проснулся от голода. Похоже, я в лесу разъелся, и теперь жевать хотелось постоянно.
Еды было много. Для начала следовало прикончить остатки утренней каши. Я насыпал себе полную миску, сел за стол и принялся наворачивать за обе щеки, поглядывая в окошко. Машина катилась по шоссе, вокруг были поля, за ними — то лесок, то деревенька. Идиллия.
И тут долбануло в распределительном щите.
У двери кунга, в самой его корме, за вещевым шкафом, был еще шкафчик, битком набитый хитросплетенными проводами. Сейчас там, по идее, не было нагрузки, но распределительному щиту забыли об этом доложить — и в нем со страшной силой замкнуло. Раздался громкий хлопок. В кунг выплеснулось облако черного дыма с отвратительным запахом горелой пластмассы. Дым был настолько плотный, что я ослеп. Защипало глаза.
Понятия не имею, почему я не бросил миску с кашей. Видимо, инстинктивно подхватил ее со стола. Так или иначе, я прыгнул к двери, крепко сжимая миску в левой руке. Растопырился в проеме, чтобы не выпасть наружу — рефлекс самоходчика, — и правой толкнул дверную ручку, вниз и от себя.