Осада
Шрифт:
— Мы понапрасну теряем людей! — заорал Тристо, стараясь перекричать пушечный рев.
— Ты прав, — согласился Лонго. — Уведи со стены всех, кроме орудийных расчетов. Пусть воины укроются внизу, между стен.
Тристо кивнул и поспешил исполнять. Спустя несколько минут участок близ Лонго обезлюдел. Генуэзец остался один, притаившись за невысоким парапетом, а под его ногами дрожала стена.
Наконец турецкие пушки умолкли. Лонго встал, присмотрелся, стараясь различить движение в темноте. Он ничего не увидел, но, когда уши, оглушенные пушечным грохотом, стали нормально слышать,
— Назад на стену, быстро! — скомандовал он воинам. — Турки идут!
Тут же из темноты вырвался, нарастая и спадая вновь, крик: «Аллах, Аллах, Аллах!» Загрохотали барабаны, загнусавили волынки. Шум становился громче и громче, но Лонго по-прежнему ничего не видел. У пушкаря сдали нервы, он ткнул фитилем, и пушка рявкнула в темень, без толку рассыпая картечь.
— Черт побери, не стрелять! — взревел Тристо. — Пусть подойдут ближе!
Шум приближавшегося войска сделался оглушительным. Наконец показалась орда — всего ярдах в сорока от стены. Шли в беспорядке, почти без доспехов — что у кого нашлось, то и нацепил, с разномастным оружием. Среди мечей и копий виднелись и косы, и вилы. Султан пустил вперед башибузуков, почти не обученных драться крестьян, составлявших изрядную часть турецкого войска. Хоть воевать они толком не умели, зато храбрости им было не занимать. И шли они тысячами.
— Лучники, к бою! — распорядился Лонго и услышал пение сотен тетив, свист множества стрел, взвившихся в небо.
Смертельный дождь обрушился на башибузуков, выкашивая их десятками. Лонго видел, как стрела пробила насквозь грудь одного и застряла в животе другого. Увидел, как захлебнулся кровью воющий в ярости великан, схватившийся за пробившую горло стрелу. Дикий вой башибузуков теперь разбавился криками умирающих, но толпа не остановилась. Турки подбежали уже так близко, что Лонго различал их лица: вот седой старик с выпученными от ярости глазами, с лицом, испещренным шрамами множества битв; вот крестьянин с голым торсом потрясает вилами, а в плече у него — стрела; вот мальчишка лет двенадцати волочит меч, какой и поднять не может.
Башибузуки достигли стены, уперлись в закрывавшие проломы мантелеты. Христиане по обеим сторонам пролома кололи копьями сверху, и вскоре перед мантелетами нагромоздилась груда трупов.
Атакующие добрались и до стены, где стоял Лонго, начали приставлять лестницы. Лонго лично спихнул одну, и та повалилась в темноту, а турки посыпались с нее, падали наземь, и свои же, спеша к стене, безжалостно затаптывали их. Лонго огляделся по сторонам — враги так и кишели у стен, лезли наверх.
— Пушки, огонь! — заорал он неистово.
По всей стене грохнули пушки, выпустив заряды картечи прямо в неприятельскую толпу. Результат оказался кровавым и ужасным, камни рвали плоть и доспехи, будто бумагу. Лонго увидел, как булыжник с кулак величиною перешиб клинок меча, а второй снес голову его хозяину. Равнина у стен превратилась в кровавый кошмар, множество искалеченных тел корчилось на залитой кровью земле. Атака замедлилась — ближайшие к стенам башибузуки бросились назад, удирать, но сзади напирали их товарищи, теснили под самые пушечные жерла. Волна за волной накатывались несчастные на стену, чтобы быть перемолотыми чудовищными жерновами боя. Наконец после часа с лишним бойни натиск ослабел. Лонго зарубил турка, умудрившегося взобраться на стену, столкнул последнюю лестницу и прислонился к парапету, переводя дух. Все, не надо ни лестницы спихивать, ни турок убивать, выжившие башибузуки удирают в беспорядке, оставив за спиной множество погибших и умирающих товарищей. Христиане ликовали. Лонго увидел на стене императора.
— Мы справились! — крикнул Константин. — Они отступают!
— Это был лишь первый приступ, проверить крепость стен и вымотать нас, — ответил Лонго. — Они вернутся.
Он обратился к Тристо, стоявшему в нескольких футах и вытиравшему кровь с топора.
— Скольких мы потеряли?
— От силы полсотни.
— Всего-то! — возрадовался Константин. — Посмотрите, они потеряли тысячи.
— Так-то оно так, — угрюмо согласился Тристо. — Да только пороха мы тоже лишились. Теперь из пушек нечем стрелять.
Будто в подтверждение его слов, раздался чудовищный грохот турецкого орудия. Стена содрогнулась от ядра, поразившего цель.
Турки возобновили обстрел.
Когда зазвонили колокола, оповещая о начинающемся штурме, Геннадий приказал Евгению отправляться к стенам. И теперь, одетый в старую дрянную кольчугу, Евгений вел по городу дюжину нанятых воров, наряженных точно так же. Он привел их к высокой круглой башне, возвышавшейся там, где двойные Феодосиевы стены соединялись с Влахернской. Послушник знал: внутри башни была Керкопорта — калитка, выводившая наружу, за стены.
Евгений зашел в башню — там было пусто и темно, ни окон, ни дверей, лишь винтовые лестницы вели наверх и вниз.
— За мной, — скомандовал он ворам, направившись вниз.
На нижнем уровне скучало несколько бойцов. Они столпились у толстой деревянной двери, окованной железными полосами, — Керкопорты. Поперек ее лежали три толстенные балки, и, привалившись к ней, стоял высокий мускулистый воин. Все были греками. Отлично, справиться с латинянами было бы куда труднее.
— Кто главный? — спросил Евгений.
— Я, — ответил прислонивший к двери воин.
— Ваши люди нужны на Месотейхоне, — сообщил ему Евгений.
— Сам император велел нам оставаться здесь и охранять Керкопорту.
— Мне и моим людям император приказал то же самое, — ответил Евгений. — Мы пушкари, но запас пороха иссяк. Мы в скверных доспехах, на Месотейхоне от нас мало толку. Там нужны сильные бойцы в прочном облачении.
Командир греков скептически глянул на приведенную Евгением банду, но все же кивнул.
— Ладно. Мы пойдем туда, где нужны. Охраняйте дверь как следует, и если какая беда — немедленно шлите за помощью. Что угодно делайте, но не позвольте туркам ворваться в город.
— Мы будем стоять насмерть, — заверил его Евгений. Командир увел бойцов вверх по лестнице, и, когда последний воин скрылся из виду, Евгений приказал ворам:
— Помогите отпереть дверь.
— Но капитан же не велел пускать турок, — возразил тощий вор с изрытым оспинами лицом.