Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны
Шрифт:
Но на следующий день совсем другой человек и с другим посланием отправился из Берлина в Лондон.
10 мая сорок первого заместитель фюрера по партии имперский министр Рудольф Гесс на самолете «Мессершмитт-210» улетел к англичанам. Гесс любил летать и сел за штурвал сам. Он еще был в воздухе, когда его испуганные адъютанты принесли Гитлеру прощальное письмо.
Второй человек в партийной иерархии намеревался предложить Лондону мир: Германия гарантирует неприкосновенность Британской империи, Англия предоставляет Германии свободу рук в Европе. Гесс полетел втайне от Гитлера, но ему казалось, что он исполняет
Это была суббота, Черчилль отдыхал. После обеда ему сообщили о сильном налете на Лондон. «Я был бессилен что-либо предпринять, — вспоминал Черчилль, — поэтому продолжал смотреть комический фильм». А вечером ему сообщили о том, что в Шотландию прибыл Гесс. Черчилль решил, что это какое-то недоразумение. Но это не была ошибка.
Рудольф Гесс приземлился близ поместья герцога Гамильтона на западе Шотландии. «Гесс прыгнул с парашютом, — пометил Геббельс в дневнике. — Самолет разбился, а сам он вывихнул ногу. Его обнаружил один крестьянин, и он был арестован местным ополчением. Можно и смеяться, и плакать одновременно…»
Заместитель фюрера был еще и его официальным преемником. 1 сентября 1939 года, в день начала Второй мировой, Адольф Гитлер появился перед депутатами рейхстага в новеньком военном мундире:
— Я не хочу ничего иного, кроме как быть первым солдатом рейха. Вот почему я снова надел мундир, который с давних времен был для меня самым святым и дорогим. И сниму его только после победы, ибо поражения я не переживу. Если в этой борьбе со мной что-то случится, моим преемником станет мой товарищ по партии Геринг. Если же что-нибудь случится и с Герингом, следующий на очереди мой преемник — товарищ Гесс…
Рудольф Гесс считался одним из самых близких к фюреру людей. Он обожествлял Гитлера и часто повторял:
— Я полностью принадлежу фюреру. Я его люблю!
Но фюрер ворчал, что Гесс приходит только с дурными новостями, а вот руководитель партийной канцелярии Мартин Борман умеет доложить так, что его приятно слушать. Гитлер привык к Борману, а Гесс чем дальше, тем больше стал его раздражать. Гесс чувствовал, что его оттирают от фюрера и от власти. Может быть, он решился на отчаянный шаг, надеясь таким путем вернуть себе положение второго человека в партии?
Фюрер распорядился опубликовать сообщение о побеге Гесса, в котором говорилось, что «оставленное им письмо при всей его сумбурности носит, к сожалению, черты умственного расстройства, дающего повод опасаться, что товарищ Гесс стал жертвой умопомрачения».
«Тяжелый, почти непереносимый удар, — вспоминал Геббельс. — Фюрер совершенно раздавлен. Какая картина для всего мира: второй после фюрера человек — душевнобольной! Я приказываю немедленно вырезать кадры с изображением Гесса из еженедельного киножурнала.
Письма, оставленные Гессом: дикая мешанина, школярский дилетантизм; хочет при помощи лорда Гамильтона свалить правительство Черчилля и заключить мир. Он не учел того, что Черчилль сразу же прикажет арестовать его. Какой кретин! А ведь был следующим после фюрера человеком! И такой человек правил Германией! Хотелось бы избить до полусмерти его жену, его адъютантов и его врачей».
Офицеры британской контрразведки давали Гессу различные препараты в надежде выяснить, что у него на уме. Но ничего выудить им не удалось. Психиатры пришли к выводу, что заместитель фюрера — человек «без интеллектуальных интересов», иначе говоря, небольшого ума. Англичане, не колеблясь, арестовали Гесса. На свободу он уже никогда не выйдет. Но в Москве подозревали, что Гесс прилетел не просто так, что у него была какая-то договоренность с Лондоном.
В начале сорок первого в Лондон прилетел специальный представитель американского президента Гарри Гопкинс. Он должен был определить, что происходит в Лондоне и как долго англичане намерены сопротивляться. После встречи с премьер-министром он доложил Рузвельту: правительство — это Черчилль. С ним и надо иметь дело.
В Москве же, напротив, Уинстону Черчиллю совсем не доверяли. Считали злейшим врагом советской власти, помня его участие в Гражданской войне, когда он организовал помощь оружием и боеприпасами белой армии генерала Деникина.
Советские руководители исходили из того, что британская королевская семья симпатизирует нацистской Германии, что британские политики намерены подписать мир с Гитлером. Но это было очень неточное представление о национальных устремлениях англичан.
А ведь советский посол в Лондоне Иван Михайлович Майский прекрасно понимал логику англичан: «Правящие классы Англии не хотят мира, а предпочитают войну с Германией. Мир в данный момент означал бы мир на базе нынешних завоеваний Германии. Германия вышла бы из войны, получив в свое распоряжение все материальные, технические и другие ресурсы всех оккупированных или подчиненных ей стран. В течение пяти лет Германия построила бы флот, не уступающий английскому, и тогда бы настал последний момент для Британской Империи».
Черчилль писал, что советское правительство было заинтриговано эпизодом с Гессом. Премьер-министр выразился очень мягко. Для советских разведчиков в Лондоне это была одна из главных задач — выяснить, зачем заместитель фюрера прилетел в Англию и о чем говорил с британскими чиновниками. Это же придется объяснять и самому Черчиллю, когда он впоследствии окажется в Москве.
«Переводчик дал мне понять, что Сталин не верит моим объяснениям, — вспоминал Черчилль, — я сказал: «Когда я излагаю известные мне факты, то ожидаю, что мне поверят». Сталин ответил на мои резковатые слова добродушной улыбкой: «Даже у нас, в России, случается многое, о чем наша разведка не считает необходимым сообщать мне». Я не стал продолжать этот разговор».
В Москве и англичан, и немцев подозревали в двойной игре. Сталин и Молотов укрепились в мысли, что германский посол Шуленбург, разумеется, исполняет поручение Берлина и нужно играть напрямую.
Третья и последняя встреча двух послов в Москве прошла 12 мая сорок первого. Накануне Молотов сам — от руки! — написал Деканозову инструкции для новой беседы.
— Я говорил с товарищем Сталиным и товарищем Молотовым, — сказал советский посол Шуленбургу, — насчет предложения об обмене письмами в связи с необходимостью ликвидировать слухи об ухудшении отношений между СССР и Германией. И Сталин, и Молотов в принципе не возражают… Так как срок моего пребывания в СССР истек и сегодня я должен выехать в Германию, то Сталин считает, что Шуленбургу следовало бы договориться с Молотовым о содержании и тексте писем.