Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны
Шрифт:
Предупреждения Уинстона Черчилля о готовящемся нападении нацистской Германии на Советский Союз однозначно воспринимали в Кремле как провокацию, как желание поссорить Москву с Берлином.
Тем более что и британская разведка весной сорок первого не верила в возможность войны между Советским Союзом и Германией. По мнению британского военного командования, главная цель нацистской Германии в сорок первом — окончательный разгром Соединенного Королевства. В Лондоне полагали, что Сталин и Гитлер скорее сговорятся за счет Англии, чем станут воевать друг с другом.
В двадцатых числах мая британские
По всем каналам — дипломатическим и разведывательным — шел поток противоречивой информации. Даже британская разведка, располагавшая широкой сетью, никак не могла понять, что в реальности происходит между Москвой и Берлином.
Только 5 июня разведка пришла к выводу, что, судя по масштабам германских военных приготовлений в Восточной Европе, речь идет о чем-то более серьезном, чем торговый договор. Возможно, Гитлер решил нанести удар по Советскому Союзу. Но и 10 июня разведка все еще не знала, чего ожидать. Докладывала Черчиллю: в конце месяца мы станем свидетелями либо войны, либо соглашения. И только 12 июня разведка сообщила Черчиллю: новые данные свидетельствуют о том, что Гитлер нападет на Советский Союз.
Утром 19 июня сотрудник контрразведывательного подразделения главного управления имперской безопасности унтерштурмфюрер СС Вилли Леман (оперативный псевдоним Брайтенбах) позвонил в советское полпредство. На встречу с ним пришел Борис Николаевич Журавлев, молодой сотрудник резидентуры внешней разведки. Леман сообщил, что нападение Германии намечено на три часа утра 22 июня. В тот же день разведчики отправили шифровку в Москву — в порядке исключения за подписью не резидента, а Деканозова.
Сотрудник министерства иностранных дел Германии Рудольф фон Шелия в документах советской военной разведки значился под псевдонимом Ариец. Он ненавидел и нацистский режим, и советский. Его завербовали от имени британской разведки. Он снабжал Москву секретной информацией, думая, что помогает Англии.
Все, что он знал, рассказывал Ильзе Штебе, псевдоним Альта. А она передавала информацию своему связному из советского посольства. 20 июня Альта встретилась с Рудольфом фон Шелия. Он сказал, что Германия нападет на СССР в течение ближайших двух дней.
21 июня Альта попыталась встретиться со своим связным, чтобы сообщить в Москву эту жизненно важную информацию. Но советский офицер-разведчик не смог прийти — из-за плотного немецкого наблюдения. На следующий день, 21 июня, Альта сама пришла к советскому посольству, но увидела, что повсюду сотрудники гестапо.
В Москве поздно вечером 21 июня Молотов пригласил немецкого посла и выразил протест против систематического нарушения границы германскими летчиками:
— Любой другой стране мы бы уже давно объявили ультиматум. Но мы уверены, что немецкое командование положит конец этим полетам.
Заодно Молотов задал Шуленбургу главный вопрос:
— Создается впечатление, будто немецкое правительство чем-то недовольно. Но чем? Нельзя ли объясниться? Советское правительство
Шуленбург обещал доложить о разговоре в Берлин. Что еще он мог ответить?
В германском посольстве в Москве работал давний агент советской разведки — Герхард Кегель. Утром 21 июня он встретился со своим связным. Это был военный инженер 2-го ранга Константин Леонтьев. Встреча состоялась возле станции метро «Дворец Советов» (ныне «Кропоткинская»).
Кегель сказал:
— Ночью начнется война.
Откуда он знает? Посол Шуленбург получил из Берлина важную телеграмму. И Кегель обещал к вечеру узнать, что именно в ней сказано.
Связной передал донесение агента руководству. В Кремль, зная настроения Сталина, сообщать не стали. Начальник военной разведки генерал Голиков принял решение ждать до вечера. Это был последний мирный день.
Вечером 21 июня Кегель вновь покинул посольство и отправился на улицу Горького. Из здания Центрального телеграфа позвонил по оставленному ему номеру. Приехал связной. Было уже семь вечера. Кегель подтвердил, что ночью начнется война.
Военный инженер 2-го ранга Леонтьев вернулся в разведывательное управление Красной армии. Составили спецсообщение. Генерал Голиков приказал в запечатанном конверте отправить его Сталину, Молотову и наркому обороны маршалу Тимошенко.
В личном послании Шуленбургу из Берлина содержались последние указания министра Риббентропа:
«Первое. Все зашифрованные материалы должны быть уничтожены. Радио выведено из строя. Второе. Прошу Вас немедленно информировать господина Молотова, что у Вас есть для него срочное сообщение и что Вы поэтому хотели бы немедленно посетить его.
Сделайте господину Молотову следующее заявление…»
На нескольких страницах Советский Союз обвинялся в подрывной деятельности против германского рейха, в концентрации войск на германской границе и в переговорах с Англией о военном сотрудничестве против Германии. Документ был состряпан на скорую руку, но никто в ведомстве Риббентропа и не озаботился тем, чтобы придать ему минимальную достоверность. Чего зря стараться, если Россия уже обречена?
В пятом часу утра Шуленбург через спящий город приехал в Кремль. Молотов находился у Сталина. Немецкая авиация уже бомбила советские города, а наземные части вермахта перешли границу. Но когда посол попросил приема, у Сталина, похоже, шевельнулась надежда: может, Гитлер решил пошуметь на границе, чтобы придать весомости своим требованиям?
Молотов был очень усталым. Шуленбург едва ли выглядел лучше. Помощник наркома рассказывал потом, что у немецкого посла дрожали руки и губы. Он трагически переживал то, что ему предстояло объявить.
«Шуленбург, — сказано в записи беседы, — говорит, что не может выразить свое подавленное настроение, вызванное неоправданным и неожиданным действием своего правительства. Он отдавал все свои силы для создания мира и дружбы с СССР…
Товарищ Молотов спрашивает, что означает эта нота? Шуленбург отвечает, что, по его мнению, это начало войны».