Осажденная крепость
Шрифт:
— Я пришел к окончательному решению, — вновь заговорил бородач. — Слушайте все! Сочинение автобиографии действительно нельзя рассматривать как попытку самоубийства, но ведь и юбилейная статья не имела в виду сократить дни юбиляра. Следовательно, одно как бы покрывает другое и писатель с капиталистом, можно сказать, в расчете. Но автор, лишивший жизни персонажи своих книг, должен быть наказан. Он заслуживает быть превращенным в героя романа или пьесы какого-нибудь писателя, чтобы на собственной шкуре испытать, каково это — быть ни живым ни мертвым. Проблема в том, что подходящих для этого писателей слишком много, кого из них предпочесть? А, знаю, знаю! В мире живых есть один молодой литератор, который собирается сотворить беспрецедентно новаторское, «комплексное» произведение — роман в пяти действиях и десяти картинах с использованием фельетонного синтаксиса, а также рифм и размеров модернистской поэзии. Все
Послышался чей-то сиплый голос:
— Господин директор, кажется, упомянул сексологию? Если молодой автор интересуется этой стороной жизни гениев, нашему супостату крупно повезло!
И он сердито ткнул пальцем в сторону Писателя.
Бородач рассмеялся:
— Вы можете быть спокойны. Этот молодой человек — достойный преемник нашего автора. Все его персонажи — не живые и не мертвые, так что о сексе не может быть и речи.
— Одобряем! Да здравствует справедливый начальник! — радостно кричали в толпе. Наш Писатель сделал последнюю безнадежную попытку оспорить приговор:
— Господин директор! Я давно уже перестал помышлять о своих личных выгодах и потерях. Я найду в себе силы превозмочь все, что мне выпадет на долю. Но вы не должны наносить оскорбления искусству! Тот молодой литератор ожидает священного мига, а вы хотите преподнести ему «подарок» из преисподней. Ему вдохновение потребно, а не бесовское наваждение! Вы можете заставить страдать меня, но играть злую шутку с возвышенным, ни с чем не сравнимым искусством — нет, на это я не могу согласиться. Да и союз писателей, узнав об этой истории, не преминет выступить с протестом.
— И вам следует успокоиться. Вы вполне подходите для этой роли. Ведь сказано: «Божества суть те же бесы, только более совершенные», — парировал директор. Писатель, который давно выкинул в отхожее место все старинные книги, не мог решить — действительно в них есть такое высказывание или его придумал директор, а потому почел за благо не раскрывать рта. Под общий хохот и улюлюканье маленький бесенок в униформе схватил его душу и утащил ее наверх.
Молодой писатель ждал вдохновения уже три долгих года. Приготовленная им бумага успела за это время вздорожать в десять раз, если не больше, а вдохновение все не приходило. То ли оно заблудилось по дороге, то ли вообще забыло адрес этого юного дарования. В один прекрасный день молодого человека вдруг осенило, что, заведи он себе впервые в жизни подругу, это воспоспешествует и созданию его первого произведения. И в тот момент, когда бесенок приволок душу Писателя, молодой человек был занят тем, что вместе с дочкой домохозяина исследовал — разумеется, с сугубо научных позиций — тайны человеческого существования. Бесенок, доставивший душу, оказался джентльменом и деликатно отвернулся. В этот критический момент наш Писатель рассудил, что любая участь лучше, чем перспектива стать персонажем в книге этого юноши. Он воспользовался невнимательностью своего стража и быстрехонько влетел девушке в ухо (дело в том, что она в это мгновение составляла как бы одно целое с юношей, так что доступным оставалось только ухо). Так наш Писатель, сам того не подозревая, подтвердил справедливость мнения средневековых теологов о том, что непорочная дева Мария могла зачать через ухо (quae per aurem concepisti).
Молодой человек лишился героя для своего сочинения, а дочь домохозяина завела себе ребенка. Молодому человеку пришлось на ней жениться, и о книге больше не было речи: свои способности и перо молодой человек теперь использовал для ведения счетов в скобяной лавке своего тестя. Единственное утешение он находил в том, что в китайских счетоводных книгах каждая запись делается с новой строки, отчего строки получаются разной длины, как в современных стихах. Кроме того, записи ведутся на полусовременном, полуархаичном языке, и это можно считать своеобразным литературным стилем. А стороживший душу Писателя бесенок по возвращении получил от директора нагоняй, после чего понял, что добродетель подчиненного состоит не в проявлении джентльменства, а в точном исполнении приказов начальства.
Рассказывают, что ребенок сразу после рождения начал смеяться, причем особенно веселился в присутствии отца, поглядывая на него с видом победителя. Родственники в один голос утверждали, что мальчику на роду написано счастье и удача. А мы — мы не решаемся еще предсказывать, станет ли он, когда вырастет, писателем.
ПАМЯТЬ
Хотя город был окружен цепями высоких гор, весна, так же как и вражеские бомбардировщики, проникла в него беспрепятственно и вдобавок раньше, чем в прочие места. Жаль, что иссохшая горная почва мало подходила для пышных цветов и густых ив, отчего ей, весне, негде было приютиться. И только яркие солнечные дни, наступившие сразу после гнетущей сырости праздника шанъюань [166] , говорили о ее приходе. По вечерам, когда поднявшаяся в воздух пыль освещалась косыми лучами солнца, у весны, как у выдержанного вина, был густой желтый цвет. Ничего не скажешь — чудесное время, когда видят сны наяву, когда пьяны без вина.
166
Шанъюань — пятнадцатый день первого месяца по лунному календарю, когда в старом Китае заканчивались новогодние празднества.
Маньцянь свернула в переулок с большой улицы, еще нежившейся в лучах весеннего солнца. Сюда, в переулок, они не проникали. Почувствовав вечернюю прохладу, она поняла, что добрела до своего дома. Ноги болели от долгой ходьбы по неровной булыжной мостовой, да еще не давала покоя мысль о том, что в опасности находится последний предмет роскоши — туфли на высоких каблуках, купленные в прошлом году в Гонконге на пути в тыловые районы. Она пожалела было, что не позволила Тяньцзяню нанять для нее рикшу. Но разве она могла принимать от него услуги после того, что произошло сегодня? Ведь такой человек, как он, обязательно увидел бы в этом молчаливое одобрение своих поступков.
Занятая своими мыслями, она не заметила, как прошла мимо домов в начале переулка и очутилась перед земляной стеной, окружавшей ее дом. В этом краю, где кирпич и черепица встречались не так уж часто, земляные стены были привычным зрелищем. Но рядом с кирпичными заборами соседей эта бесцеремонно выставившая себя напоказ стена в свое время заставляла хозяйку краснеть. Когда они снимали помещение, стена сразу ей не понравилась; заметив это, домовладелец даже снизил плату, что и дало им возможность поселиться здесь. И только недавно Маньцянь примирилась со стеной и отдала себя под ее защиту. Зато ее муж, Цайшу, на все лады расхваливал стену — видно, без этого ему было трудно примириться с ней, такой неказистой. При каждом появлении в доме нового гостя Маньцянь слышала, как он со смешком заводил один и тот же разговор:
— Не правда ли, от этой стены веет чем-то древним, безыскусным… Это особенно чувствует тот, кто привык жить в столицах, в современных домах. Потому-то она мне сразу приглянулась! Вон у соседей были побеленные кирпичные заборы, так окрестная ребятня расписала и разрисовала их так, что ни на что не похоже. А на моей стене, черной и шероховатой, много не разгуляешься! После прошлого воздушного налета полицейское управление предписало замазать черной краской все белые заборы. Соседей до того напугали бомбы, что они тут же бросились выполнять приказ. У моей стены от природы защитный цвет, ничего и делать не надо! А то пришлось бы нанимать маляра, платить из своего кошелька — ведь домовладелец ни за что не раскошелится. Ну а как только соседи перекрасили заборы, мальчишки их опять вкривь и вкось расписали, только теперь мелом, будто специально для них классные доски поставили. Одно разорение с ними!
Тут и гость обычно присоединялся к его смеху. Если в этот момент Маньцянь находилась рядом, она тоже улыбалась из чувства долга. Цайшу забывал только сказать, что мальчишки, не найдя на стене удобного для упражнений в каллиграфии места, исписали створки ворот двумя одинаковыми иероглифами самых разных размеров: «Особняк Сюя»; при этом они старались скопировать горделивую надпись, укрепленную Сюй Цайшу повыше, на самом видном месте. Гость, естественно, об этом тоже не упоминал.
Маньцянь толкнула дверь и услышала из глубины грубоватый голос прислуги из местных: «Кто там?» Маньцянь прошла мимо, спросив лишь, вернулся ли хозяин. Прислуга ответила отрицательно. Именно этого ответа и следовало ожидать, но сейчас от него на душе у Маньцянь полегчало. До этой минуты она все-таки побаивалась — вдруг Цайшу пришел раньше обычного, вдруг начнет расспрашивать, где была… А она еще не придумала такой лжи, чтобы выглядеть естественно и убедительно. И вообще ей казалось, что куда легче сделать что-то нехорошее по отношению к мужу, чем лгать ему в лицо. Она прекрасно знала, что недавно во всех учреждениях обеденный перерыв продлен до трех часов, поскольку воздушные налеты обычно происходили в полдень. Следовательно, муж должен был вернуться поздно, после того как зажгут фонари. Но кто в этом мире гарантирован от случайностей — с ней самой только что произошло нечто неожиданное.