Осажденные камнем
Шрифт:
Спустя тысячелетия норукайцы снова набрали мощь и принялись неторопливо мстить. Но это заняло слишком много времени.
Нетерпение стало одной из причин, по которой Скорбь сверг короля Сурового. И теперь обглоданный рыбами череп его отца был главным украшением стоявшего в тронном зале аквариума Мелка, где тот держал своих любимых рыбешек.
Скорбь и Мелок стали друзьями; шаман-альбинос был всецело предан своему спасителю. Новый король убил девять неотесанных норукайских воинов, которые совершили ошибку, посмеявшись над странным юношей. После этого остальные норукайцы оставили Мелка в
Король настаивал на том, чтобы Мелок оставался дома, когда он сам отправлялся в набеги. Он ценил видения шамана, но Мелок не был бойцом, а Скорбь знал, что иногда ходячее мясо может впадать в ярость. Всякий раз, когда король возвращался домой с новыми боевыми шрамами, его друг радовался, видя его живым.
Как-то раз перед обычным набегом шаманом овладел необъяснимый испуг. Скорбь намеревался повести четыре корабля на юг для совершения набега на шахтерскую деревню, которую они не грабили на протяжении пятнадцати лет. Дети, которых они оставили в живых, должны были уже вырасти, а жители все позабыть и расслабиться. Набег обещал быть легким, но Мелок умолял короля остаться. Он не объяснял причин, но все более неистовствовал, пронзительно вопя:
— Не уходи, не уходи!
Скорбь никогда бы не признался в своем страхе, но настойчивость Мелка охладила его пыл. Норукайцы так и не поняли, почему он отказался участвовать в набеге, но король не обязан никому ничего объяснять. Когда одна свирепая воительница, Атта, слишком громко рассмеялась и стала напирать, Скорбь сломал ей нос и разбил скулу, ранив так сильно, что ей самой пришлось остаться дома.
Позже король узнал о страшном шторме, накрывшем корабли. Три судна затонули сразу, а последнее, кое-как плывшее в сторону дома, подверглось нападению злобных сэлок. Подводные создания разнесли корабль на части, и среди обломков нашли лишь троих выживших. Если б Скорбь отправился с ними, то тоже бы погиб. С тех пор он всегда слушал Мелка, даже если не понимал таинственных предсказаний.
В гавани забили железные колокола; звон эхом отражался от скал, заглушая рев океана и свист ветра. Шесть змеиных кораблей подняли темные паруса и пустили в ход погодные заклинания, чтобы поймать ветер. Мускулистые норукайцы взялись за весла, выводя суда, словно кинжалы, из узкой защищенной гавани под несмолкающий звон.
— Бухта Ренда, бухта Ренда! — Мелок снова подбежал к нему. — Готовься к Ильдакару и всему миру, мой Скорбь, король Скорбь! Они все будут скорбеть.
— Я построю свой флот, — сказал король. — Мы начнем вторжение только тогда, когда наши воины будут готовы. Наша флотилия будет подобна стае акул.
Когда корабли Кора отплыли от главного острова, Скорбь рукой прикрыл глаза от солнца, вглядываясь в далекие и нечеткие холмики островков в море, соединенные труднопреодолимыми судоходными коридорами через рифы. На подветренной стороне островов были возведены длинные доки, где строились новые змеиные корабли — в дополнение к уже существующим. Скорбь приказал привезти с ближайших берегов материка весь строевой лес; самые высокие деревья пускали на мачты, а остальные распиливали на доски для корпусов. Шпангоуты изгибались вдоль килей, превращаясь в устрашающие змеиные корабли — целые
На каждом острове был свой опытный резчик по дереву, который при помощи резцов и долота создавал характерную носовую фигуру для каждого корабля, уникальный образ змеиного бога. От каждого крупного острова полагалось одно большое судно. За последние две недели было закончено тридцать новых военных кораблей, строились еще пятьдесят и планировались десятки. С вершины бастиона Скорбь слышал отдаленный гул: норукайские кораблестроители воспользовались хорошей погодой, чтобы ускорить работу.
Королю Суровому потребовалось слишком много времени, чтобы начать войну с материком, а молодой король Скорбь терял терпение. Когда Мелок сказал ему, что время пришло, тот не колебался. Он бросил вызов и убил отца. Суровый не привел норукайцев к славе, которую те заслуживали, но Скорбь все исправит.
Теперь, глядя на растущую внушительную флотилию, он знал, что это лишь вопрос времени.
— Они все будут скорбеть, — пробормотал он про себя, и Мелок усмехнулся.
Генерал Утрос сидел в темном штабе и размышлял, борясь с неверием и ужасающей неизбежностью. Солнце зашло за холмы на западе, за которыми был Кол Адаир, но еще до наступления темноты Утрос закрыл ставни. Внутри мрачного и душного помещения Ава и Рува раскалили угли в жаровнях, наполнив тени оранжевым светом, а затем и едким запахом трав. В замкнутом пространстве кружил горький дым, но то, что узнал Утрос, было намного горше.
В многочисленных небольших королевствах и княжествах царила неразбериха после разгрома его армией, и новости могли распространяться по Древнему миру очень медленно. Может ли быть так, что Утрос завоевал континент, пересек горные перевалы и осадил Ильдакар во имя империи, которая уже рухнула? Как история могла быть такой жестокой? Как время посмело отвергнуть его после стольких выдающихся побед? И все же его сердце поверило тому, что сказали Натан и Никки. Утрос не мог отрицать очевидное.
Теперь двери и окна были закрыты, стражники стояли снаружи, не пуская внутрь командиров с донесениями. С Утросом были только колдуньи, но даже их могущественная магия не могла развеять его сомнений. Железный Клык исчез, его империя рассыпалась в пыль с течением времени. Императрица Мэджел, прекрасная Мэджел, тоже умерла самой ужасной смертью, какую только можно представить. Утрос в любом случае оплакивал бы возлюбленную, но знание о том, что ее собственный муж содрал кожу с ее молочно-белых плеч, округлой груди, плоского живота, ее гладких бедер…
Утрос зажмурился, представляя красивое лицо Мэджел с правильными чертами, ее сияющие темные глаза, которые смотрели на него с любовью и запретной страстью. Когда они были вместе, она испытывала радость от объятий того, кто хочет любить, а не обладать ею.
А потом она погибла от руки человека, за которого вышла замуж, которому Утрос поклялся в своей верности.
Этого же человека предали и сами Утрос и Мэджел.
— Может ли это быть правдой? — спросил он вслух, глядя на Аву и Руву. Казалось, он умолял колдуний сказать ему иное.