Оседлавший Бурю
Шрифт:
— Приведите хирурга, — велела она Подермилу. Стрельба во дворе стихла. Подермил кивнул и бросился к лестнице.
Мэв продолжала давить на раны, глядя в раскрытые глаза Хансекера.
— Не вздумай умереть, глупый, — сказала она.
Ледяной Кай бежал вниз, с каждым скачком перепрыгивая по три ступени. Спустившись, он чуть не упал, но выправился, ухватившись за перила. Открывшееся зрелище потрясло его сверх всякой меры.
Все Искупители, оставшиеся во дворе, были мертвы.
Над их трупами стояли убийцы — раненые, перевязанные, истекающие кровью. У одного не было левой руки. Якобы отборные Искупители полегли в стычке с недобитыми варварами.
Кай прижал к себе черный мешочек и направился к коню.
Ему преградил путь однорукий с саблей наголо.
На бронзовой овальной застежке его плаща заиграло солнце. В центре был вырезан отполированный круг — сейчас, в солнечном свете, он засверкал золотом.
В ушах снова зазвучали слова старого священника:
«Я уйду с радостью, Ледяной Кай. Тебе будет много хуже, когда ты повстречаешь человека с золотым глазом».
Мир рухнул. Время остановило свой бег. Гэз Макон никогда не был врагом. Хуже того, если бы Кай не попытался убить Макона, ему не пришлось бы столкнуться с Мойдартом и идти против ригантов.
«Тогда меня бы здесь не было», — подумал он.
Однорукий шагнул вперед, и Кай вытащил саблю из ножен.
Однорукий не мог победить. Его лицо посерело от боли и усталости, из обрубка руки сочилась свежая кровь.
— Оставь меня и живи, — сказал Ледяной Кай. — В таком состоянии ты мне не противник.
Враг не двинулся. Внезапно Кай сделал выпад, нацелив саблю в его грудь. Клинок риганта дернулся, отразил удар, скользнул вдоль сабли Винтерборна и вонзился в его горло.
— Не противник тебе, глупец? Я — ригант!
Эти слова были последним, что услышал Ледяной Кай.
Битва продолжалась весь день. К вечеру потери обеих сторон достигли небывалых размеров. Мантилан удерживал восточный склон почти до заката, но враг все-таки прорвался. Гэз Макон попытался нанести ответный удар, но безрезультатно. Мантилан, Бал Джас и восемь сотен ригантов погибли.
Западный склон удержался ценой жизни трех тысяч солдат. На помощь Беку выступили всадники Конина, но и они понесли тяжелые потери. В последней атаке погиб и сам Конин.
Когда на них бросились две дивизии пехоты, Кэлин Ринг снял пятьсот оставшихся в живых ригантов с северного склона и повел их на подмогу Беку и Мойдарту.
Бой шел не на жизнь, а на смерть. Когда подоспели риганты, враги уже поднялись до вершины и бились с защитниками врукопашную. Мойдарт, с двумя пистолетами в руках, находился в центре событий. Он дважды выстрелил, убил двух вражеских солдат, побросал пистолеты и выхватил саблю. На него, нацелив штык в живот, кинулся мушкетер. Мойдарт отшатнулся, и штык воткнулся в руку. Повелитель Севера опустил саблю на шею врага, хлынула кровь, солдат упал. Риганты Кэлина ринулись в атаку.
Ниже по склону Гэз Макон атаковал и разогнал отряд мушкетеров, шедших врагу на помощь.
Когда с гребня холма повалили риганты, а снизу в строй врага ворвались кавалеристы Макона, атака варлийцев захлебнулась. Они врассыпную бросились обратно, пытаясь вырваться из тисков. Риганты кинулись следом — бой превратился в бойню.
Кэлин трижды протрубил в рог, призывая всех вернуться на холм.
Невдалеке Мойдарт пытался вытащить штык из раны. Кэлин убрал саблю в ножны, подошел к старику и, ухватившись за приклад мушкета, выдернул его. Не сказав ни слова, Мойдарт зажал руку, чтобы остановить кровотечение, и отошел от Кэлина, глядя на отступающих.
Всадники Гэза Макона нанесли противнику немалый урон, но их было слишком мало, чтобы контратака оказалась успешной. Их обстреляли оставшиеся на месте резервные отряды, и Гэз был вынужден отступить.
— Дошли до точки, — произнес Мойдарт. — Завтра все начнется сначала.
К ночи Гэз объехал остатки своей армии и убедился, что наутро враг возьмет их числом.
Гэз нашел Кэлина Ринга. Выжившие риганты заняли восточный склон, где, не обращая внимания на усталость, копали окопы и возводили земляной вал.
Гэз спешился. Кэлин, увидев его, кивнул.
— Все кончено, — произнес он. — Завтра мы не продержимся.
— Знаю.
— Можно отступить и изматывать их мелкими вылазками, когда они двинутся дальше.
— У меня другой план.
— Расскажите. Люблю хорошие планы. Гэз отвел глаза.
— Простите меня, Кэлин Ринг. Мне жаль, что вам и вашим людям пришлось сражаться с нами. Бал Джас сказал, что презирает меня. Я понимаю. Я и сам презираю себя. Я отринул все, во что верил. Что вы сделали с теми пленниками?
— Отпустили.
— Это хорошо.
Гэз снова обернулся на поглощенных тяжким трудом ригантов.
— Помню, когда-то, когда мир был не так жесток, ваш дядя победил варлийского кулачного борца. Тогда я поразился ему. Горайн был сильнее, много учился, но ваш дядя бился, пока не остановили бой, а потом вышвырнул его с ринга.
— Гримо был великим человеком, — сказал Кэлин.
— Да, знаю. Я считал его единственным в своем роде. Но это не так. Все вы, риганты, обладаете теми же качествами. Как пишут в старых книжках, с вами не страшно идти в горы.
Гэз вытащил саблю, взял ее за лезвие и протянул рукоятью к Кэлину Рингу.
— Она мне не нужна, — отказался Кэлин.
— Это Яростный Клинок, меч Коннавара, Кэлин. Он должен остаться среди ригантов.
— У Коннавара была не сабля.
— Возьмите его в руку.
Кэлин нерешительно потянулся и взялся за эфес. Клинок замерцал, золотая гарда снова изменила форму. Пораженный ригант смотрел, как вздыбленный конь в облаках сменяется ощерившимся волкодавом у ног прекрасного оленя.
— Так я получил имя души, — прошептал он. — Пес принадлежал отцу, его звали Ворон. Он спас оленя, за которым гналась стая волков.