Осень в Пекине
Шрифт:
— И вы видели его своими глазами?
— Он у меня дома. И даже работает.
— Откуда он у вас?
— Из Италии знакомый прислал, Альфредо Жабес [15] .
— Вы мне его покажете? — спросил Крюк с надеждой в голосе, и его грушеподобные щеки совсем опали.
— Как вам сказать... — замялся Жуйживьом. — Посмотрим... — он засунул пальцы за воротник лютикового цвета рубашки, откуда торчала цилиндроконической формы шея. — Мне нужна фурнитура.
— Берите все, что вам нужно и сколько нужно, — с готовностью предложил Крюк. — Платить не надо. И сейчас же идем к вам.
15
Альфредо
— Согласен, — сказал Жуйживьом.
Он набрал побольше воздуха в легкие и решительно направился в глубь магазина, напевая военный марш. Крюк проводил его глазами. Он готов был отдать все содержимое лавки.
— Неслыханно!.. — выдохнул Крюк.
Мотор только что остановился. Жуйживьом потеребил штифт и крутанул пропеллер, пытаясь снова привести его в движение. С третьего захода он наконец завертелся, да так внезапно, что Жуйживьом не успел отдернуть руку. Профессор взвыл и запрыгал на месте. Крюк сменил его и тоже принялся запускать мотор. На этот раз он завелся с полоборота. В крошечном резервуаре для горючего пузырился воздух, сочащийся через клапан; ниточка пузырьков была похожа на слизь улитки. Через два специальных отверстия тонкой струйкой вливалось масло.
Жуйживьом снова приблизился к мотору; от винта на него пахнуло отработанными газами. Он взялся за рукоятку поршня, чтобы отрегулировать давление, и сразу же обжег пальцы. Профессор судорожно затряс рукой и засунул всю пятерню себе в рот.
— Елки-моталки! — заорал он, но, к счастью, сквозь пальцы трудно было разобрать, что он кричит.
Крюк как завороженный следил за вращением винта, и от этого глаза его тоже совершали в орбитах вращательное движение. Центробежная сила сносила хрусталики от центра к краю, в результате чего Крюк видел только испод собственных век. Пришлось отказаться от этой затеи. Массивный стол, к которому был привинчен миниатюрный алюминиевый картер, ходил ходуном, сотрясая всю комнату.
— Работает!.. — неистово завопил Крюк.
Он отскочил от стола, подхватил Жуйживьома, и они пустились в пляс, в то время как голубоватый дымок, поднимаясь над мотором, расползался по комнате. Резкий телефонный звонок, продемонстрировав умение подражать свисту медузы, настиг их на взлете особенно опасного па. Прервав полет, Жуйживьом приземлился на спину, а Крюк вниз головой влетел в зеленый цветочный горшок, из которого торчала большая академическая пальма.
Жуйживьом первым вскочил на ноги и бросился к телефону. Крюк тем временем возился, пытаясь вытащить голову из горшка, но принял пальму за собственную шею и что было сил тянул за ствол. Кончилось тем, что он встал вместе с горшком и тут только заметил, что ошибся, полому что вся земля высыпалась ему за шиворот.
Вернулся разъяренный Жуйживьом и потребовал выключить мотор, потому что за этим чертовым треском не слыхать ни слова. Крюк завинтил штифт, и мотор встал, издав сосущий звук сухого, недоброго поцелуя.
— Я пошел, — сказал профессор. — Меня больной требует.
— Кто-то из ваших клиентов?
— Да нет, но все равно надо идти.
— Тоска! — посочувствовал Крюк.
— Можете оставаться и заводить дальше, — сказал Жуйживьом.
— А, тогда все в порядке. Идите, идите себе, — оживился Крюк.
—
— Ни малейшего, — подтвердил Крюк.
Он склонился над блестящим цилиндром, отвинтил штифт и отодвинулся, собираясь включить мотор. Тот заработал, когда Жуйживьом выходил из комнаты. Крюк сместил регулятор давления. И тут агрегат, свирепо рыча, оторвался от пола и, прихватив с собой стол, взмыл в воздух. Перемахнув через всю комнату, летящая громада врезалась в стену. На грохот прибежал профессор. Увидев страшную картину, он рухнул на колени и осенил себя крестом. Крюк уже истово молился.
Горничная Корнелиуса Шмонта провела Жуйживьома в комнату, где лежал больной. Чтобы убить время, тот вязал какую-то жаккардовую [16] композицию Поля Клоделя, которую высмотрел в одном из совместных номеров «Католической мысли» и «Пилигрима».
— Привет! — сказал Жуйживьом. — Вы оторвали меня от дела.
— Вот как? — удивился Корнелиус. — Я очень этим опечален.
— Заметно. Болит что-нибудь?
— У меня бедро расколото на пять кусков.
16
Жозеф-Мари Жаккар (1752—1834) — изобретатель машины для изготовления узорных тканей; намек на стилистику французского католического поэта Поля Клоделя (1868—1955).
— Кто вас лечил?
— Доктор Неприведигос... Теперь, правда, все в порядке.
— Зачем же вы заставили меня притащиться? — спросил Жуйживьом.
— Хотел предложить вам кое-что.
— А идите вы... сами знаете куда.
— Хорошо, тогда я пошел, — сказал Корнелиус. Он попытался подняться, но едва коснулся ногой пола, как бедро его снова сломалось, и он самым натуральным образом упал в обморок. Жуйживьом вооружился телефоном и вызвал «скорую помощь», чтобы она перевезла больного в его клинику.
— Будете каждое утро колоть ему эвипан, — распорядился Жуйживьом, — и чтобы не просыпался, пока я в больнице. Он у меня уже в печенках со своими...
Он прикусил язык. Практикант внимательно смотрел на него.
— Впрочем, вас это не касается, — сказал профессор. — Как его бедро?
— Мы вживили ему болты, — сказал практикант. — Крупного калибра. Какой великолепный перелом!
— Вы не знаете, кто такой Килала? — спросил Жуйживьом.
— М-м-м... — ответил практикант.
— Если не знаете, то и не говорите. Это финский инженер, он придумал систему выпуска пара для паровозов.
— А-а, — сказал практикант.
— Позднее его открытие было усовершенствовано Шаплоном [17] , — добавил Жуйживьом. — Впрочем, это тоже вас не касается.
Он отошел от кровати Корнелиуса и обернулся к соседней койке. Она была свободна, и санитарка водрузила на нее стул, чтобы прибраться.
— Что со стулом? — пошутил Жуйживьом.
— Горячка, — ответил практикант, подыгрывая.
17
Килала и Шаплон — слегка измененные реальные имена; Шапелон — инженер, специалист в области паровых локомотивов, в свое время закончивший «Эколь Сантраль»; Килала — предшественник Шапелона в той же отрасли.