Осень в Пекине
Шрифт:
Сердце Анжеля бешено заколотилось, потому что он представил себе Рошель без ничего, как она сидит там с Анной, в каюте. Ведь если бы она не была без ничего, они не стали бы запирать дверь.
Вот уже несколько дней она смотрит на Анну по-особенному, и это невыносимо для Анжеля. В глазах у нее появилось то же выражение, что у Анны, когда он целовал ее в машине: такие страшные, ошалелые, невидящие глаза, а веки как помятые цветы с раздавленными, пористыми, полупрозрачными лепестками.
Ветер пел в крыльях летящих чаек, цеплялся за предметы, выступающие над палубой, оставляя на каждом выступе перышки тумана, как облака
Воздух был бледно-желтого и чистого, иссиня-бирюзового цвета. Рыбы по-прежнему тыкались носом в корабль. Анжель хотел было спуститься посмотреть, не остаётся ли вмятин на старой обшивке. Но потом прогнал эту мысль, а с ней ушло и видение Анны и Рошель. Ветер был восхитителен на вкус, а матовый гудрон на палубе весь покрыт искрящимися трещинками, похожими на прожилки причудливо-капризных листьев. Анжель пробрался на нос корабля, чтобы облокотиться там о поручни. У перил уже стояли, свесившись, Олив и Дидиш. Они смотрели на пряди белой пены, которая, как усы, лепилась к подбородку судна — странное место для усов. Дидиш все еще обнимал Олив за шею, а ветер трепал их волосы и напевал что-то им на ухо. Анжель остановился около детей. Заметив присутствие постороннего, Дидиш обернулся и окинул его недоверчивым взглядом, постепенно смягчившимся. На щеках Олив еще виднелись следы высохших слез; она всхлипнула в последний раз, уткнувшись в рукав.
— Ну что? — спросил Анжель. — Вам здесь нравится?
— Нет, — буркнул Дидиш. — Этот капитан — старый козел.
— Что он вам сделал? Прогнал из рубки?
— Он хотел сделать больно Олив. Он ущипнул ее вон там, — сказал Дидиш.
Олив приложила руку к тому месту, где ее ущипнули, и выразительно шмыгнула носом.
— Все еще больно, — пожаловалась она.
— Каков негодяй, — сказал Анжель. Он был возмущен.
— Я дал ему воронкой по морде, — сказал мальчик.
— Ага, — подтвердила Олив, — это было ужасно смешно. — И она тихонько прыснула.
Анжель и Дидиш тоже засмеялись, представив себе физиономию капитана.
— Если он снова начнет щипаться, — сказал Анжель, — позовите меня. Я сам накостыляю ему.
— Вы совсем другое дело. Вы — друг, — сказал Дидиш.
— Он хотел меня поцеловать, — добавила Олив. — От него несло красным вином.
— А вы не будете ее щипать, правда? — спросил Дидиш с неожиданной тревогой в голосе (с этими взрослыми надо держать ухо востро).
— Не бойся, — сказал Анжель. — Я не собираюсь ее щипать. И целовать тоже.
— О, — заявила Олив, — я вовсе не против, чтобы вы меня поцеловали. Но только не щиплитесь, это очень больно.
— Я считаю, что совершенно не обязательно вам ее целовать, — сказал Дидиш. — Если нужно, я и сам могу это сделать.
—
— Вовсе нет.
Щеки Дидиша вспыхнули красивым ярким румянцем, а взгляд устремился куда-то поверх головы Анжеля. Для этого ему пришлось очень неудобно запрокинуть голову. Анжель засмеялся. Он подхватил Олив под мышки, приподнял и расцеловал в обе щеки.
— Вот так, — сказал он, поставив девочку на место. — Теперь мы в самом деле друзья. Давай лапу.
Дидиш нехотя протянул ему свою грязную ладонь, потом заглянул Анжелю в лицо и перестал хмуриться.
— Вы пользуетесь тем, что вы старее меня. Но мне плевать, — сказал мальчик. — Все равно я целовал ее до вас.
— Поздравляю, — сказал Анжель. — У тебя отличный вкус. Ее очень приятно целовать.
— Вы тоже едете в Экзопотамию? — спросила Олив, чтобы сменить тему разговора.
— Тоже, — сказал Анжель. — Я буду там работать инженером.
— А наши родители — исполнительная бригада, — с гордостью проговорила девочка.
— Это они будут делать всю работу, — пояснил Дидиш. — Они говорят, что инженеры без них ничего не могут.
— Они абсолютно правы, — подтвердил Анжель.
— А еще есть старший мастер Арлан, — сказала Олив.
— Он большая сволочь, — добавил Дидиш.
— Поживем — увидим, — сказал Анжель.
— А кроме вас есть еще инженеры? — поинтересовалась Олив.
И тогда Анжель вспомнил про Анну и Рошель, которые заперлись в каюте. Ветер сразу же стал холодным, и солнце скрылось. Началась сильная качка. Голоса чаек зазвучали резко и враждебно.
— Нет... — с усилием произнес Анжель. — Есть только мой друг. Он там, внизу...
— А как его зовут? — спросил Дидиш.
— Анна.
— Чудное имя, — заметил Дидиш. — Собачье какое-то.
— А по-моему, красиво, — возразила Олив.
— Это собачье имя, — упрямо повторил Дидиш. — Глупо, когда у человека собачье имя.
— Да, глупо, — согласился Анжель.
— Хотите посмотреть на нашего баклана? — предложила Олив.
— Не стоит его будить, — сказал Анжель,
— Мы вас чем-то огорчили? — осторожно спросила Олив.
— Да нет, что ты! — Анжель положил руку на ее круглую голову, погладил по волосам и вздохнул.
Солнце все еще пряталось, не решаясь выглянуть из-за туч.
VII
...иногда бывает полезно подпить воды себе в вино...
Уже добрых пять минут кто-то колотил в дверь. Амадис Дюдю посмотрел на часы, пытаясь определить, когда придет конец его терпению; по истечении шести минут десяти секунд он вскочил и со всей мочи хватил кулаком по столу.
— Войдите, — прорычал он.
— Это я, — сказал Атанагор, входя в комнату. — Не помешал?
— Разумеется, помешали, — ответил Амадис, делая над собой нечеловеческое усилие, чтобы успокоиться.
— Вот и хорошо, — сказал археолог, — значит, о моем визите вы долго помнить будете. Вы Дюпона не видели?
— Нет, не видел я вашего Дюпона.
— Ну-ну, не кипятитесь. Итак, где же Дюпон?
— Откуда мне знать, черт вас дери! Это Мартен его трахает, с Мартена и спрашивайте.
— Ara, именно это я и хотел выяснить, — сказал Атанагор. — Насколько я понимаю, вы еще не успели отбить у него Дюпона?